"В.В.Бибихин. Мир" - читать интересную книгу автора

на винограднике? И дальше: "время миру"; разве покой не итог трудов, разве
человек его не добивается и не достигает?
Екклесиаст хочет сказать, что время от времени человек, конечно,
достигает многого, дожидается урожая, но уборка хлеба - снова труд, всякое
собирание плодов относительно, только шаг к более далекой цели. Посмотреть,
что в итоге всего, человек не может. Во всяком деле начало и конец, но в
деле человека нет конца, когда можно сказать: я все исполнил, что был
должен, теперь посмотрю, какие плоды всех моих дел как целого. Такого
времени не бывает. Человек имеет дело с чем-то таким, чему конца нет. С
бесконечностью.
В следующем 10-м стихе говорится: "Видел я эту заботу, которую дал Бог
сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том", более точный смысл -
"чтобы они терзались этой заботой". Забота утишается отчасти в делах,
служащих частным целям,- скажем, собрать урожай, чтобы пережить зиму,- но б
целом не успокаивается. Это наполняет Екклесиаста горечью и сладостью
одновременно, горькой сладостью оттого, что все ему открылось, и все таково,
что никогда человек,- разве что он глупец, и досадой на глупцов тоже до
краев переполнен Екклесиаст,- никогда не охватит "все".
11-й стих продолжается так, что Бог создал все вещи хорошими в свое
время,- выше уже говорилось, что всякой вещи своя пора под небом,- но, кроме
того, Он, Бог, "вложил мир в сердце их". Мир (olam) здесь не в смысле покоя,
а в смысле "всего мира", целого, т. е. Бог передал, предоставил мир - целый,
весь - для человеческого разбирательства, поставил его на середину перед
глазами всех, чтобы все его видели и все думали и говорили о нем свое,
обсуждая и споря,- так, читаем дальше в 11-м стихе, что "человек не
постигнет дело, которое Бог предначертал от начала и до конца". Целый мир, в
отличие от частей, с которыми человек легко справляется, тоже "дело",-
Екклесиаст не говорит, что мир иллюзия, что целого и захватывающего "дела"
будто бы нет и потому займитесь своими частными делами, трудитесь и
наслаждайтесь,- но дело мира необъятно.
Всего легче сказать: Екклесиаст отчаялся, разуверился в человеческих
силах, возможностях познать все. Но если бы то была просто растерянность, а
не особого рода полнота, мы не имели бы Екклесиаста и его книги. Екклесиаст
нашел себя и свое место в мире в горькой сладости, в сладкой горечи
постижения непостижимости целого. Мы, возможно, хотели бы себе другого
настроения. Тогда нам лучше не слушать того, что Екклесиаст сказал о
суетливых.
Настроение Екклесиаста - мы можем назвать его настроением
отрешенности - дало ему найти себя, дало нам эту книгу Библии. Оно не мешало
светлой бодрости, трезвому благоразумию: "Сейте ваш хлеб, когда пройдут
дожди, и вновь обретете его после многих дней" (11,1); "Утром |в молодости]
сей семя твое, и вечером [в старости] не давай отдыха руке твоей, потому что
ты не знаешь, то или другое будет удачнее, или то и другое равно хорошо
будет" (6). Отрешенность - давнее и влиятельное настроение человечества. Не
будучи приглашением погрузиться в разочарование и с вялым равнодушием
отталкивать от себя мир, отрешенность близка настроению строгой науки: не
ждать и не надеяться, что есть разгадка всего, иметь дело с тем, с чем можно
иметь дело, не терзаться положением, когда целое снова и снова ускользает от
нашей хватки. Отрешенность учит, что самое захватывающее, первые начала и
последние концы, не в человеческой власти.