"Альва Бесси. Люди в бою " - читать интересную книгу автора

карточку.
Мы озадачены.
- Она напротив, - говорит он, - вы поселились не в той гостинице.
- Но мы велели водителю ехать в гостиницу, которую вы назвали, -
говорим мы, недоумевая, почему этому придается такое значение. Товарищи
удаляются на совещание и вскоре возвращаются.
- Ладно, - говорят они. - Пусть двое из ваших ребят переберутся в
гостиницу напротив. Понимаете, между гостиницами соперничество.
Мы смеемся.
- Вы пробудете здесь весь день сегодня и завтра до обеда. После обеда
за вами заедет такси и отвезет вас в следующий пункт назначения. Будьте
начеку, не пропустите машину. Ходить по городу разрешается, только ни с кем
не разговаривайте. Если вы хотите потратить свои деньги, советуем купить
табак и шоколад, но в первую очередь - табак. В Испании плохо с табаком.
Мы спускаемся в комнату, которая служит разом гостиной и столовой, где
в ожидании обеда уже сидят человек двадцать. Еда самая неприхотливая:
клиентуру гостиницы составляют рабочие. Подается суп с крупными ломтями
хлеба, колбаса разных сортов, недурное пиво или вино - на выбор - и горячее
овощное блюдо. За длинным столом сразу завязывается разговор. Все быстро
осваиваются, хотя мало кто понимает друг друга. Среди нас два француза, три
поляка, несколько румын - как на подбор молодые. Мы пробуем свои силы в
разных языках. Большинство европейцев объясняются по-французски и
по-немецки, и мы ведем, хоть и с запинками, нескончаемый разговор, соединяя
немногие известные нам слова по меньшей мере из пяти разных языков. Мы
потешаемся над языковыми потугами друг друга, но нас неодолимо тянет
общаться: вместе куда веселее. Среди нас студенты, инженеры, докеры,
конторские служащие, профсоюзные работники и фермеры. Почти все видят друг
друга впервые, но держатся приветливо и непринужденно, словно закадычные
друзья: рассказывают о том, кто кем работал на родине, о друзьях, о семьях.
Они говорят о политической обстановке в Европе, о том, что законное
правительство непременно должно выгнать иностранных интервентов из Испании;
а ты чувствуешь, что для каждого из этих ребят, кем бы он ни был раньше,
война в Испании - личное дело, глубоко и непосредственно его касающееся. Уже
одно это само по себе - особенно если вспомнить, к каким разным слоям они
принадлежат, - исключительно важно с политической точки зрения.
Непосредственно о войне они совсем не говорят, не рассуждают ни об
артиллерийских, ни о воздушных налетах, ни о пулеметных очередях. А ты
чувствуешь, что многим из этих парней не суждено увидеть ни своих друзей, ни
свои семьи; чувствуешь, что они не осознают, на что обрекают себя, что
идеализм ослепляет их, мешает им трезво оценить то, что их ждет. И тут же
понимаешь, что поспешил с выводами, что эти люди вовсе не ослеплены - вернее
было бы сказать, что они одни из первых в истории солдат, которые знают,
против кого и за что они идут воевать, и которые готовы воевать, хотят
воевать. Их присутствие здесь, на французской границе, свидетельствует, что
они ясно понимают свою цель. Ведь никто не заставлял их ехать сюда, ничто,
кроме собственного душевного порыва, не могло заставить их приехать сюда.
Они совсем не похожи на американцев, с которыми мы плыли на пароходе, -
Гувера, Гарфилда и Эрла. Гувер и Эрл тоже рабочие, они работали металлистами
на авиационном заводе в Калифорнии, участвовали в затяжных забастовках,
однако о них никак не скажешь, что они, подобно большей части человечества,