"Альва Бесси. Люди в бою " - читать интересную книгу автора

Нам хорошо спится на французских перинах, не мешают ни холод, ни
средиземноморский туман, вползающий в комнату сквозь открытое окно. Мы
просыпаемся рано, сразу после обеда к дверям гостиницы подкатывает такси,
консьерж на прощание подносит каждому по стаканчику fine[18] за счет
гостиницы, и мы втискиваемся в машину. Выезжаем из города, минут двадцать
катим на север, потом сворачиваем в ворота зажиточной фермы. К фермерскому
дому примыкает большой каменный сарай с раздвижной дверью; нас приглашают
пройти в сарай и ждать дальнейших распоряжений. Дверь за нами задвигают; в
сарае холодно. Здесь стоит лишь несколько бочек, верстак, на котором
валяется ржавеющий фермерский инвентарь, и длинный, составленный из трех
дверей, положенных на плотничьи козлы, стол. Есть тут еще сеновал и дверь,
ведущая в фермерский дом, - она наглухо закрыта. В сарае копошатся трое на
редкость прелестных ребятишек, темноволосых и темноглазых; французы они или
испанцы - не разберешь.
На ферме живет крестьянская семья, из сочувствующих; они свободно
говорят как по-французски, так и по-испански. Они предупреждают нас, чтоб мы
не вздумали выходить из сарая, и возвращаются к своим делам. Одно за другим
к ферме подкатывают такси, в них тоже добровольцы; среди них немцы, датчане,
много поляков, один японец, группа англичан. Вскоре в сарае яблоку будет
негде упасть, ребята начинают томиться - они возятся, смеются по пустякам,
выделывают акробатические трюки на балках, затевают несложные состязания,
такие, какими обычно развлекаются в гостях: кто кому пригнет руку к столу,
кто кого гибче. Гарфилд тщетно пытается откупорить винную бочку, все его
усилия напрасны. Бочка заткнута, но в затычке есть отверстие. Вокруг
Гарфилда, загораживая дверь в фермерский дом, толпятся люди: они надеются,
что Гарфилд откупорит бочку, прыскают со смеху, как малолетки, дают ему
дурацкие советы. Гарфилд быстро становится душой общества; когда он не
возится с бочкой, он поет мексиканские, французские, немецкие или
итальянские песни; вместе с Гувером и Эрлом они хором исполняют свою любимую
песню, которой потешали на пароходе пассажиров третьего класса: "Жил старик
со старой чушкой, хрю-хрю-хрю-хрю (в этом месте они хрюкают, как свиньи),
говорил он ей на ушко..." Они утверждают, что это народная английская песня.
Не берусь судить, ее и впрямь понимают только англичане; остальные
забавляются, слушая, как трио хрюкает: "Родилось у чушки девять поросят..."
Кто пытается прикорнуть на столе, укутавшись пальто, положив голову
вместо подушки на колени соседа. Кто играет в карты, но долго не поиграешь -
коченеют пальцы. Кто невозмутимо вышагивает взад-вперед по сараю. Нам
сообщают, что граница совсем рядом. Нам сообщают: час ходьбы - и мы по ту
сторону границы. Мимоходом упоминается, что французские пограничники,
случается, постреливают, а не ровен час, и убивают, но переполоха это
сообщение не вызывает, напротив, теперь предстоящее путешествие кажется нам
еще более увлекательным. "В нас все равно скоро будут стрелять", - говорит
один из поляков по-французски.
Гарфилду удается раздобыть полую металлическую трубочку, такую длинную
и тонкую, что она проходит в отверстие затычки. Он тянет через нее, как
через соломинку, вино из бочки и заливается смехом. Красное вино стекает по
углам его мокрого красного рта, как кровь. "La cucaracha, la cucaracha, -
вопит он, - ya no puedo caminar"[19]. К бочке выстраивается очередь. В сарае
стоит невообразимый шум и гам. Парни поют, вопят что есть мочи. "Вставай,
проклятьем заклейменный, - выводит робким гнусавым голоском "Лопес", - весь