"Альва Бесси. Люди в бою " - читать интересную книгу автора

мир голодных и рабов!" Песню подхватывают на нескольких языках: "Das Recht,
wie Glut im Kraterherde"[20], - громыхает Меркель, и Диас, перебирая струны
воображаемой гитары, рявкает: "Guerra hast'el fin de la opresion!"[21]
Дверь, ведущая в ферму, распахивается, на пороге появляется хозяин с
крохотной девчушкой на руках. Девчушка в куцем, замурзанном белом платье, не
прикрывающем даже смуглую попку, жмется к фермеру. За ним стоят его жена,
брат и еще двое детей. Фермер обращается к нам по-французски:
- Товарищи, я вынужден просить вас эту песню петь потише, - говорит он
и улыбается.


* * *

В сумерках за нами приезжают два автобуса и, выключив фары,
останавливаются на полянке, в стороне от дороги. Мы молча лезем в автобусы и
настороженно застываем на своих местах, пока автобусы прокладывают себе путь
в темноте. Внутри такая же темь, как снаружи; свет фар прорезает ночную
мглу. Моросит дождик, черная лента дороги становится скользкой; наш автобус
мчит сквозь туман как на крыльях, кажется, он парит над землей. Едем мы
очень быстро, вскоре минуем Нарбонн. Не зажигая света, надеваем туфли на
веревочной подошве (позже мы узнаем, что они называются alpargatas),
обматываем шнурки вокруг лодыжек.
За Нарбонном, как и следовало ожидать, в свете фар из темноты возникают
фигуры французских солдат; они приказывают нам остановиться. Мы замираем в
напряженном ожидании. Солдаты обходят автобус, освещают фонариками салон,
видят застывших в молчании людей, уставившихся в одну точку перед собой; в
этом осмотре нам чудится некий садизм: ведь солдатам отлично известно, кто
мы такие и куда направляемся; после недолгих переговоров с водителем нам
разрешено ехать дальше. Через полчаса нас опять останавливают, на этот раз
hirondelles[22] - они расследуют здесь дорожное происшествие. Мы продолжаем
путь в темноте, автобус постепенно набирает скорость; мы прислушиваемся к
шороху шин по мокрой мостовой и тщетно напрягаем зрение, пытаясь разглядеть
пейзаж за окном автобуса.
Мы петляем по предгорьям Пиренеев; на неосвещенной дороге, где темь
такая, хоть глаз выколи, наш водитель тормозит, выключает фары и
останавливается. Мы высыпаем из автобуса, стоим под моросящим дождем. Кругом
мрак, холод. Через десять минут подкатывает второй автобус, в свой черед
гасит фары, из него тоже высыпают люди и присоединяются к нам. Мы спускаемся
по пологому склону, держа курс на горы - они скорее угадываются, чем
виднеются вдали. Мы идем гурьбой и, будто заранее сговорившись, храним
молчание. Какое-то время мы бредем без дороги; в наших туфлях на веревочной
подошве хлюпает вода, вода течет по нашим лицам - стоит туман, по-прежнему
моросит дождь. В далеких домишках горит свет, но похоже, нам лучше держаться
от них в стороне. Где-то рядом брешет пес, его всполошил шум наших шагов, но
лай не приближается: видно, пса держат на цепи, и мы беспрепятственно
проходим садами, держа курс на виднеющиеся вдали холмы.
У самого подножия холмов - широкий мелководный ручей, мы осторожно
балансируем по переброшенным через него узким длинным жердям. (Я оступаюсь,
плюхаюсь в ручей, и без того отсыревший пакет с моими пожитками прорывается,
из него сыплются сигареты, их уносит течением.) По другую сторону ручья