"Альва Бесси. Люди в бою " - читать интересную книгу автора

очень топко, ноги вязнут, мы чертыхаемся про себя, спотыкаемся, падаем;
когда идущие впереди убыстряют темп, мы припускаем за ними рысью. Дождь
сменяется снегом; ветер хлещет по лицу, снег ледяными иголками вонзается в
глаза. Земля под ногами идет вверх: склон, поначалу пологий, становится все
круче. Мы поднимаемся гуськом по узкой, твердо убитой тропке, как вдруг
впереди, подобно бледным лучам зари, прорезающим туман, показывается свет; в
мгновение ока тропа пустеет. Мы кидаемся врассыпную, перемахиваем канаву,
низкую каменную ограду и лежим, распластавшись в грязи, пока машина с ревом
не проносится мимо.
Склон все круче идет вверх, подниматься становится труднее, мешают
густые кустарники и скользкие камни, колючие ветки, цепляющиеся за наши
городские костюмы. Моя фетровая шляпа размокла, обвисшие поля хлопают меня
по ушам. Пакет раскис, я несу его, прижимая обеими руками к груди. Мы не
сбавляем темпа, не позволяем себе передышек; сбившись с тропы, мы вразброд
карабкаемся по склону, сопя от напряжения, пробираемся сквозь кусты и
подрост, оскальзываемся на мхах. Когда под тонкими подошвами наших туфель
снова ощущается тропа, всем разом становится легче на душе. Стоит
непроглядная темень, лишь внизу, в долине, сверкает россыпь огней - там
город, а значит, свет, тепло, угревшиеся в перинах люди. Здесь, во мраке
сырой ночи, боясь, что их увидят, обливающиеся потом люди жмутся друг к
другу, будто этим можно спастись от опасности. Неразличимая в темноте
тропинка, круто петляя, обвивает склон, огибая высокие сосны и нависшие
скалы, ныряет вниз, вновь взлетает вверх. Во время короткой передышки нам
передают приказ на нескольких языках - отныне не курить, не разговаривать.
Мы смекаем, что близится граница, взбадриваемся. Встаем на колени прямо в
грязь, пускаем по цепочке фляжки с мартелем; нам едва хватает по глотку, но
все же от коньяка становится теплее. Прикрывшись пальто, устраиваем короткий
перекур.
Провожатый идет впереди, ощупью отыскивает в темноте дорогу. Нам и до
этого случалось его видеть; этот толстый приземистый португалец,
разгуливающий по горам в дождевике и под зонтиком, как нам сказали, прежде
был контрабандистом. Он тихо свистит, и мы идем за ним следом. Не видно ни
зги; чтобы не потеряться, мы держимся как можно ближе, на расстоянии
протянутой руки - коснешься в темноте спины товарища, и сразу становится
легче на душе. Для нас приобретает особый смысл слово "товарищ", такое
ходкое в Испании. Мы выбились из сил, ноют икры, саднят подошвы. Подъем
становится все круче, мы тащимся, согнувшись в три погибели, будто нас
пригибает тяжелая поклажа. Стараемся дышать глубоко, и от этого болит грудь;
от долгой ходьбы гудят ноги. Кажется, нашим мучениям нет конца; перевалив
через невысокую вершину, мы скатываемся вниз по склону, и тут перед нами,
крутая и черная, как взметнувшаяся волна, вздымается другая гряда холмов.
Час ходу до границы! Мы идем четыре часа. Значит, уже третий час. Во
Франции - два часа, в Бруклине - девять.
В темноте я сбиваюсь с тропки, чувствую, что падаю, согнувшись вдвое,
качусь вниз, пока не налетаю на дерево. Мне удается удержать мои пожитки,
теперь уже укутанные в замшевую куртку, а вот шляпа куда-то запропастилась.
Я шарю вокруг, но тут надо мной слышатся шаги, и я поспешно карабкаюсь
вверх. Кто-то протягивает мне руку, рывком втаскивает на тропу. И вдруг меня
осеняет, что отныне моя шляпа будет покоиться на дне одного из пиренейских
ущелий, - синяя фетровая шляпа (изготовленная в Париже для фирмы "Лорд,