"Альва Бесси. Люди в бою " - читать интересную книгу автора

Тейлор и K°") с инициалами актера Морриса Карновского - он носил ее в фильме
"Крылья над Европой". И меня разбирает смех.
Поднимается сумятица, слышны негромкие возгласы на разных языках,
ребята, отбившиеся от цепочки, шепотом окликают меня. Мы останавливаемся,
проводник возвращается за отставшими. Эта передышка нам как нельзя кстати;
мы укладываемся прямо на мокрую каменистую тропу, дождь стекает по волосам,
холодными каплями стекает по лицам. Где-то внизу, далеко позади, в
сгущающемся тумане по-прежнему сверкает огнями город, но огней уже гораздо
меньше: видно, жители легли спать. Мы поднимаемся, идем дальше, каждый
цепляется за впереди идущего - ни дать ни взять слоны в цирковой процессии.
Длительный подъем стимулирует деятельность кишечника; от непривычной
нагрузки нас всю ночь напролет мучают ветры.
- Merde alors[23], - говорит кто-то, присвистнув.
- Pas axactement[24] - отвечаю я.
...Мы прибавляем ходу, до рассвета нам надо пересечь границу. Люди, в
большинстве своем непривычные к таким переходам, недостаточно выносливые,
вдруг обретают второе дыхание, правда, кое-кто еще отстает, плетется далеко
позади. С первыми проблесками зари к нам возвращается мужество, решимость.
Из сумрака постепенно выступают силуэты людей; видишь вокруг знакомые лица -
одного ты видел в поезде, другого в сарае. Прямо передо мной идет Гарфилд,
его темную курчавую шевелюру прибил пронизывающий ледяной ветер, дующий с
вершин. В рассветном сумраке я обгоняю какого-то коротышку; давясь слезами,
он упорно бредет вперед, его рыдания тонут в вое ветра. Где-то над нами
возвышается самая высокая вершина гряды, в призрачном свете зари кажется,
что она раскачивается. До нее очень далеко, нам чудится, что с каждым шагом
мы, подобно той неутомимой лягушке из колодца, все больше удаляемся от цели.
Вершина манит нас как мираж, в ней чувствуется удручающее равнодушие,
присущее любому явлению природы - будь то буря, лесной пожар или гроза.
Вершина бросает нам вызов, и нам ничего не остается, как принять его.
Мы карабкаемся по склону, лес остается где-то далеко позади; теперь мы
бредем среди громадных валунов, по короткой, исхлестанной резкими ветрами с
вершины траве. Снег лежит во впадинах скал, на земле - местами - тоже снег.
Двое несут на себе третьего; один парень хромает, его поддерживает товарищ.
У другого по лицу течет кровь. Ветер дует в лицо, идти против него тяжело,
полы пальто развеваются, мешая ходьбе, и, хотя мозги отказали еще на
подступах к горе, ноги упорно шагают дальше. Чтоб было легче идти, мы
передвигаемся по этим необозримым открытым пространствам боком, как крабы.
Там и сям из земли торчат огромные валуны, похожие на зубы; небо очистилось,
один вид его белесой голубизны пронизывает таким же холодом, как ветер. Свет
слепит; мы щуримся; не терпится промыть глаза, соскоблить отросшую щетину.
Наша одежда сравнялась цветом с землей.
Ребята впереди переходят на бег, наискось пересекают гребень горы, их
движения повторяются, идут параллельно друг другу, как колья в заборе.
Кое-где растут мелкие, искореженные холодом и ветром деревья, с толстой,
твердой, как железо, корой. Передние припускают так, словно за ними погоня,
мы бежим следом, дышим, как запаленные лошади, ловим ртами воздух, громко
стонем. Перевалив через гребень, они пробегают еще несколько сот ярдов и в
изнеможении валятся на землю. Мы не знаем, на что смотреть: то ли на ребят,
распростершихся прямо на земле под пронизывающими порывами ветра, то ли на
распростертую под нами Испанию. Грязные, изможденные, с поцарапанными