"Френсис Ходгсон Бернет. Маленький лорд Фаунтлерой " - читать интересную книгу автора

платок всю жизнь буду хранить. Его можно на шее носить, а можно в кармане.
Дик его купил на первую выручку, которую он получил после того, как я у
Джейка его дело откупил и подарил ему новые щетки. Это мне на память. А я
мистеру Хоббсу на память часы подарил с надписью: "Решив узнать, который
час, меня вы вспомните тотчас". Когда я этот платок увижу, я буду всегда
Дика вспоминать.
Трудно описать, что при этих словах почувствовал преподобный граф
Доринкорт. Он столько всего повидал на своем веку, что смутить его было
непросто; но тут он столкнулся с чем-то настолько неожиданным, что был
просто ошеломлен. Детей он никогда особенно не жаловал, собственные
удовольствия так занимали его, что у него на детей не оставалось времени.
Сыновья, когда они были малы, его не
интересовали, хотя порой он и вспоминал, что находил отца Седрика
крепким и привлекательным малышом. Он был таким эгоистом, что не умел ценить
в других доброго сердца и не знал, каким нежным, преданным и любящим может
быть ребенок и как невинны и просты его безотчетные великодушные порывы.
Всякий мальчик казался ему весьма неприятным зверенышем, эгоистичным, жадным
и неугомонным, если не держать его в строгом повиновении; два его старших
сына доставляли своим воспитателям одни неприятности и беспокойство, а на
младшего, как полагал граф, нареканий не было только потому, что он ни для
кого не представлял интереса. Графу и в голову не приходило, что внука он
должен любить; он послал за маленьким Седриком, ибо к тому его побуждала
гордость. Если уж мальчику предстояло занять его место, граф не хотел, чтобы
его имя сделалось посмешищем, перейдя к невежде и грубияну. Он твердо верил,
что мальчик, воспитанный в Америке, должен быть смешон. Никаких нежных
чувств к юнцу он не питал и только надеялся, что тот окажется недурен собой
и неглуп; он так разочаровался в старших сыновьях и так гневался на капитана
Эррола за то, что тот женился на американке, что ему и в голову не
приходило, что из этого брака могло выйти что-то путное.
Когда лакей доложил о лорде Фаунтлерое, граф не сразу решился взглянуть
на мальчика, опасаясь, что страхи его подтвердятся. Вот почему он и
распорядился, чтобы мальчика прислали к нему одного. Он не мог вынести самой
мысли о том, что кто-то станет свидетелем его разочарования. Гордое сердце
графа дрогнуло от радости, когда Седрик вошел легким шагом в комнату,
бесстрашно положив руку на шею огромного пса. Даже в самые светлые минуты
граф не надеялся, что у него окажется такой внук. Как он был красив и как
смело держался! Неужели это тот мальчик, которого он так боялся увидеть и
мать которого так ненавидел? От неожиданности неизменное хладнокровие
изменило графу.
А потом между дедом и внуком завязался разговор, который, как ни
странно, лишь усилил беспокойство и удивление старого графа. Он так привык к
тому, что люди терялись и робели перед ним, что и от внука ждал того же. Но
Седрик совсем его не боялся, так же как не боялся огромного пса. Это была не
дерзость, а дружеское расположение и доверчивость - он и не подозревал, что
должен робеть или смущаться. Граф не мог не заметить, что мальчик смотрит на
него как на друга и говорит с ним, ни минуты не сомневаясь в его добром
расположении. Очевидно, он и не думал о том, что этот высокий суровый старик
может не любить его и не радоваться его приезду. Ясно было и то, что ему
хотелось на свой ребяческий лад развлечь и заинтересовать деда. Старый граф
был угрюмый, холодный и бессердечный человек, и все же в глубине души такое