"Жорж Бернанос. Дневник сельского священника " - читать интересную книгу автора

поэтому, чтобы он похоронил ее прилично! Все вы, молодые священники...
Он побагровел и глянул на меня сверху вниз.
- Не знаю, что течет в жилах у вас, молодых! В мое время из священника
воспитывали деятеля церкви - не хмурьте брови, мне хочется вас отшлепать,
да, деятеля церкви, понимайте это, как хотите, главу прихода, хозяина,
человека, призванного руководить. И эти люди держали край в своих руках, им
достаточно было кивка головы. Да, знаю, знаю, что вы мне скажете: они хорошо
ели, не хуже пили и не брезговали картишками. Не спорю! Когда разумно
подходишь к своему делу, оно спорится, и свободного времени остается
больше - ничего тут нет плохого. Теперь к нам из семинарии являются
простаки, голодранцы. Эти юнцы воображают, что трудятся больше всех, потому
только, что у них ничего не выходит. Они хнычут, вместо того чтобы
приказывать. Они прочли уйму книг, но до них так и не дошел - не дошел,
слышите! - истинный смысл слов о Муже и Жене. Что такое жена, мой мальчик,
та истинная супруга, какую только может пожелать себе мужчина, если ему не
хватает ума последовать совету апостола Павла? Не отвечайте, все равно
ничего, кроме глупостей, от вас не дождешься! Так вот, это - крепкая
женщина, которая не боится работы и знает, почем фунт лиха, знает, что до
конца жизни ей придется всякий раз начинать все заново. Святой церкви, как
она ни старайся, не превратить этот бедный мир в престол праздника тела
господня. У меня когда-то, в моем прежнем приходе, была привратницей
удивительная женщина, монахиня из Брюгге, обмирщенная в 1908 году, золотое
сердце. Всю первую неделю она знай себе скребла да терла, так что храм божий
засиял не хуже монастырской приемной, я его сам не узнавал, право слово!
Дело было, надо сказать, в разгар страды, в церкви - ни живой души, от меня
проклятая старушенция требовала, чтобы я переобувался - это я-то, который
терпеть не может шлепанцы. Она, кажется, даже заплатила за них из своего
кармана. Каждое утро она, разумеется, находила новый слой пыли на скамьях,
свежую плесень на ковре у хоров и паутину - да, уж в паутине, мой мальчик,
недостатка не было, хватило бы, чтобы соткать приданое невесте.
Я думал про себя: "Начищай, начищай, дочь моя, поглядим, что ты запоешь
в воскресенье". Настало воскресенье. Воскресенье как воскресенье, не
какой-нибудь там престольный праздник, и народу как обычно, ничего
особенного. Ну и беда! В общем, далеко за полночь она все еще скребла и
наващивала при свечах. А несколько недель спустя, ко дню всех святых,
явились к нам с громовой проповедью отцы редемптористы, молодцы что надо.
Бедняжка ночи напролет ползала на четвереньках между своим ведром и
ветошью - мыть так уж мыть, - так что даже колонны покрылись мхом, а в щелях
между плитами стала прорастать трава. Никакими силами нельзя было ее
урезонить, святую сестру. Послушать ее, так следовало бы выставить за дверь
всю мою паству, чтобы господь бог не замарал ног, представляете? Я ей
говорил: "Вы меня разорите на микстурах" - потому что несчастная старуха
вдобавок отчаянно кашляла! В конце концов она слегла - приступ суставного
ревматизма, сердце не выдержало, и - хоп! - вот моя монашка предстала перед
святым Петром, В известном смысле она, конечно, мученица. И ошибка ее не в
том, ясное дело, что она боролась с грязью, но в том, что она хотела с нею
покончить раз и навсегда, как будто такое возможно. Приход - грязен, ничего
не попишешь. Христианский мир - еще грязнее. Вот погодите, настанет Судный
день, увидите, сколько нечистот придется вычерпать ангелам из самых святых
обителей - лопатами, как из выгребной ямы! Так вот, дитя мое, отсюда