"Михаил Берг. Письмо президенту " - читать интересную книгу автора

двойной жизнью. Но не я. Не хотелось, жизнь-то одна, да еще короткая. То,
что Советская власть - мыльный пузырь на костях и пулеметах - я знал давно и
не сомневался, что в истории от нее не останется ничего. Когда? Когда рак
свиснет. Никакого предчувствия никакой перестройки не было и в помине.
Напротив, была уверенность, что эти миражи надолго, тысячелетний рейх, никак
не меньше. Значит, со славой надо повременить и жить так, чтобы после тебя
что-то осталось. Но как, но с кем? Не с кем, буду жить один. Я долгое время
не сомневался, что я один такой во всей стране. Понятное дело, будь я не
математик, а гуманитарий - иллюзия бы развеялась. Кстати говоря, я тоже, как
и ты, при всей своей самоуверенности, не знал вещей довольно-таки очевидных,
почти ничего не ведал о неофициальной культуре, и был уверен, что все
сопротивление ограничивается десятью диссидентами, пятеро из которых сидят
по лагерям, а пятеро оставшихся выпускают Хронику текущих событий, о которой
я слышал по передачам радио Свобода. А потом с помощью твоего КГБ они
меняются местами.
Официальных советских писателей я презирал, зная не только о том, какую
роль сыграла литература в становлении нашего родного с тобой советского
тоталитарного режима. Хотя именно изящная словесность придала этому ужу с
ежом комплиментарную форму, способную быть распознанной душой простого
человека, как исполнившаяся мечта. Не будь советской литературы - режим
остался бы угловатым конгломератом концлагерей с собаками и охранниками,
тюрем, где людей берут на излом, армий стукачей и системой профсоюзных,
советских, а также партийных организаций. А это такой товар, который продать
сложно даже при известном товарном дефиците на советском рынке.
Следовательно, самую мерзкую упаковочную работу по продаже идеологического
товара с лейблом Самое гуманное в мире государство рабочих и крестьян или Я
другой такой страны не знаю, вместе с промывкой мозгов и настройкой их на
волну искренности и задушевности, выполняли те самые инженеры человеческих
душ, которые выстроили свою иерархию: наверху литература, именуемая
секретарской, ибо это литература секретарей Союза советских писателей; чуть
ниже - разные главные редакторы, цензоры и инструкторы райкомов, часто из
бывших писателей: еще ниже те, кто продает себя легко, с песней, водкой,
размахом и широтой; а уже в самом низу те, кому продаваться стыдно, не
хочется, просто в лом, но если хоть что-нибудь из себя не продашь - не быть
тебе членом Союза писателей никогда. А ведь хочется, потому что вокруг море
разливанное тех, кто готов продать что угодно, когда угодно и где угодно, но
у них не берут ничего, потому как, говорят, таланта нету. А еще дальше -
просто Тихий океан читателей, которые выписывают подряд сразу два, три,
четыре толстых журнала, коих в обыкновенной библиотеке можно взять, только
записавшись в очередь в синюю ученическую тетрадку, и все затем, чтобы,
фильтруя этот базар, выловить какого-нибудь неглупого и талантливого из
Красноярска, про которого можно шептать - и как это напечатали, ума не
приложу, как вы думаете, это к чему? У меня что-то дребезжит в этом абзаце,
но просто захотелось сказать попроще, виноват.
В любом случае, ты уж поверь, мне в эту литературу не хотелось. О, я
знаю, что ригоризм и максимализм не имеют прямого отношения к таланту. Но,
если захочешь, запроси у своих референтов справку на тех писателей, которые
сегодня признаны, скажем так - и у нас, и не у нас. И, думаю, ты не
встретишь там советских двугорбых верблюдов типа От Ильича до Ильича, а то,
что среди людей, находившихся до начала перестройки в упорной оппозиции к