"Михаил Берг. Письмо президенту " - читать интересную книгу автора

что я переиграл твоего сослуживца по всем статьям; с этим радостным
ощущением мы расстались, и только потом я понял, что мы играли не вдвоем, а
втроем - третьим был маленький игрушечный Горбачев, в данном случае
олицетворявший быстро меняющееся Время. Оно на самом деле проставляло свои
акценты, куда более важные, нежели мои остроумные ответы; и кабы не время,
моя победа, без сомнения, оказалась бы пирровой. Но начнем по порядку.
Сначала говорил только он, а я лишь слушал с возрастающим изумлением,
которое, на самом деле, являлось функцией моей недостаточной готовности к
подобной беседе. Увы, нам слишком часто свойственно недооценивать
противника, особенно, если его позиция с моральной точки зрения кажется
ущербной. Но это наш взгляд на вещи, в то время как противник может быть
точно так же уверен в своей нравственной правоте, а в ущербности подозревать
вас. Кроме того, моральный релятивизм не имеет однозначного влияния на
интеллектуальную вменяемость, что мы тоже очень часто упускаем из виду.
Второе мое заблуждение касалось чисто тактического узора разговора. Я
ожидал угроз, предупреждений, коварных вопросов, цель которых подловить меня
на противоречиях и выдать случайно кого-нибудь из моих друзей. Иначе говоря,
я настроился на стиль жесткой интеллектуальной и психологической борьбы, к
которой был готов. Вместо этого мой собеседник в качестве прелюдии,
исполненной с мягкой и сочувствующей интонацией, познакомил меня с тем, что
точнее всего можно было бы назвать пространной устной рецензией на мое
литературное творчество. Он говорил о моих романах, с легкостью приводя
длинные цитаты, без сомнения льстя моему самолюбию, но льстя настолько
грамотно, аргументировано и обстоятельно, что не мог не произвести на меня
впечатления. Он говорил не с позиции предполагаемого противника, а напротив,
как мой сторонник, сетуя на то, что такой серьезный и значительный роман как
Отражение в зеркале с несколькими снами до сих пор не опубликован. Что это
безобразие, что писательская верхушка - выжившие с ума консерваторы, которые
в борьбе за свои теплые места не хотят и боятся всего нового, в то время как
мой роман - это именно то, что сейчас ждет современный читатель, и он готов
в некоторым смысле стать моим литературным агентом и добиться публикации
романа в одном из ленинградских издательств. Что я по этому поводу думаю?
Что же - интересно - думал я? Пока он приводил доказательства моего
писательского таланта, я пытался вспомнить, что он кончал - что филолог, это
без сомнения, но если бы был с филфака университета, я бы знал, значит,
скорее всего, после филфака пединститута имени Герцена. Грамотно говорит,
пожалуй, одна из лучших рецензий на мое Отражение, не ожидал, не ожидал.
Однако только я услышал, что мне предложена помощь всесильного
Комитета, то даже не стал размышлять о цене, хотя, конечно, не сомневался,
что с такой артиллерией опубликовать можно, действительно, многое. Для меня
писатель, которому помогает КГБ, уже не писатель, да и вообще никто. Поэтому
сказал: "Вы знаете, я в этой жизни не тороплюсь. Пусть все идет своим
чередом. Я подожду, когда издатели мне сами предложат, а там уже решу - как
себя вести". Здесь разговор передними колесами погряз в колее и начал
буксовать вокруг его попыток убедить меня, что его помощь - это просто
помощь читателя, небезразличного к судьбе современной литературы и
желающего, чтобы новые имена, которых читатель ждет и ищет, наконец,
появились. Очевидно, такова была диспозиция разговора - заставить меня
принять помощь, стать другом, а затем уже на совсем иных основаниях
продолжить наступление. Но тебе я могу сказать без всякого смущения, что в