"Михаил Берг. Письмо президенту " - читать интересную книгу автора

мелкие проявления, но все равно проявления власти. Вон ушедший папа римский,
которого православие не терпело, постоянно перед кем-нибудь каялся - за
инквизицию, за крестовые походы, за убитых при завоевании Гроба Господня
сарацин, а наша - Трижды краснознаменная, дважды Ордена Ленина - никогда,
даже перед собственным народом. А почему - не за что? А за то, что дурила
голову, поддерживая любые указы царей и генеральных секретарей, за то, что
пошла на службу в КГБ, за то, что одобряла любую войну, только бы люди
гибли, защищая интересы тех, кто их эксплуатирует. Не знаю, повторю еще раз,
к мистическому в вере это отношения, может быть, и не имеет, но высокомерная
церковь, лишенная больной совести, никогда не попадет в такт с жизнью. Ты
ж - неофит, так посоветуй им преодолеть детскую болезни любви к земной
власти, пусть больше проповедуют вещей добрых и социально вменяемых, того,
чего не хватает.
А ведь не хватает чего - обыкновенного доверия. Доверия одного
человека, идущего по улице, к другому, шагающему навстречу. Понимаешь, не
хватает не только честности, но и обыкновенной уверенности, что идущий
навстречу - тебя не ударит, не оскорбит, не плюнет в лицо. Ты столько жил в
Дрездене, бывал и в Западном Берлине, причем именно тогда, когда был лицом
вполне приватным. Ты заметил, как отличается взгляд обыкновенного европейца
от взгляда наших соотечественников? Европеец идет и ни на кого не смотрит, а
посмотрит - взгляд прекраснодушного идиота, радостно приемлющего все на
свете. Наш человек идет, издали отмечает идущего навстречу, а затем, в серии
оцениваний, прикидывает - чем тот опасен: закричит, выкинет фортель, просто
выругает? Ты посмотри, увы, ты уже не посмотришь, потому как эту приватность
потерял надолго, но тогда вспомни, вспомни - как напряжен взгляд российского
гражданина на улице вне зависимости от его социального положения. А из-за
этого недоверия и рынок - не рынок, а базар и надувалово.
Я вот тут вспомнил одну историю, и опять о Германии. Мы с тобой еще
один раз чуть не пересеклись, в 1989, когда и тебе, и мне одинаково стукнуло
37. Ты еще был в Дрездене, я мне посчастливилось первый раз выехать
заграницу. Да, да, в твою Германию, то есть ехал на поезде через Польшу, в
Восточном Берлине через границу и таможню прошел в Западный, а затем на
другом поезде добрался до Гамбурга. В Западном Берлине, ожидая поезда, мы с
женой гуляли целый день, кого только ни встретив, и вполне возможно мы
вместе сидели в кафе около вокзала, или в открытой пивной, что возле
Берлинской стены. Так Набоков любил, разматывая сюжетную ленту назад,
размышлять о встречах, оставшихся незамеченными. Но я не столько о возможной
встрече, сколько о том, как покупал в Гамбурге машину. Не буду рассказывать,
как заработал на нее деньги, но каким опытом меня одарила покупка машины,
расскажу. Меня опекала жена моего приятеля, немка, сказавшая однажды утром,
что знакомый ее знакомого продает то, что, кажется, меня интересует, и мы
поехали. Хозяином машины, которую я, в конце концов, приобрел, оказался
пристойного вида афганец, более, чем неплохо, правда, с акцентом говоривший
по-русски. Мы встретились в центре города, сели в его машину и поехали,
сначала на одну стоянку, где из мерседеса пересели в вольво, затем долго
плутали, выехали чуть ли не за город, на автобан; мне все это напоминало
детективный фильм и немного беспокоило, потому что советского человека
всегда что-то беспокоит. Например, сдержанные и благородные манеры афганца,
подозрительно хорошо говорящего по-русски, не бывший ли моджахед - думалось
мне? Наконец, приехали, я посмотрел на свою ласточку, она мне понравилась с