"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 1) " - читать интересную книгу автора

и заказал хозяйке дюжину сорочек, дав довольно крупный задаток. Явившись за
ними через неделю, он уже вступил в беседу с очаровательной блондинкой,
после чего произошло более близкое знакомство с ее уважаемой матушкой, а уже
через месяц он сделал Ксении Ивановне предложение. После свадьбы молодые
тотчас же уехали заграницу и несомненно именно то обстоятельство, что масса
совершенно новых впечатлений сразу нахлынула на юную (ей было лет
семнадцать) Ксению Ивановну, что эти впечатления сочетались с самыми
счастливыми моментами ее жизни, с истинным "медовым месяцем", проведенным в
обществе молодого, красивого и блестящего человека, это обстоятельство (это
стечение обстоятельств), произвело то, что Италия получила для этой простой
русской девушки значение какой-то обетованной земли и чуть что не рая
земного. Этому культу Италии и всего итальянского мадам Кавос осталась затем
верной на всю жизнь. Ни малейшей критики Италии она в своем присутствии не
допускала. Все там было безоговорочно прекрасно - и местности, и здания, и
картины, и статуи, и люди, и нравы, и, разумеется, - музыка. Прекрасны Рим,
Неаполь, Флоренция, но все же прекраснее всего была Венеция - родина мужа,
где она оказалась хозяйкой очаровательного дома насупротив божественной
Салютэ. Хотя дом был меблирован старинной мебелью и увешан старинными
картинами, однако, все казалось таким чистеньким, светлым, ярким, так весело
играло на потолках отражение зыби каналов, а в открытые окна среди
заколдованного венецианского безмолвия, так весело врывались клики
гондольеров. Кроме того, Ксении Ивановне был оказан радушнейший прием, чисто
итальянский прием со стороны Кавосских родных и знакомых, и в частности со
стороны тонко образованной ее невестки Стефани Корронини, которая ее сразу
взяла под свое покровительство и занялась ее светским воспитанием.
К сожалению, венецианская идиллия не могла продолжаться до
бесконечности. В Петербурге деда ждали большие постройки и между прочим
надлежало строить здание Императорского цирка - (то самое здание, которое
было затем перестроено им же в Мариинский театр) и вот молодые, после
нескольких месяцев отсутствия, снова оказались в Петербурге, на сей раз в
казенной квартире, предоставленной деду в одном из флигелей Пажеского
корпуса. Ксении Ивановне выпало на долю не только воспитание своих
собственных детей, но и трех уже взрослых мальчиков и одной девушки.
Последняя, впрочем, воспитывалась вне дома - в Смольном институте для
благородных девиц. И вот постепенно, благодаря врожденному такту, молодая
женщина завоевывает искреннюю любовь всех этих "детей", да и сама
принимается их любить, как своих. Можно даже сказать, что в некотором смысле
она этих "чужих" детей предпочитала тем, которых сама родила: двух мальчиков
и одну девочку. Возможно, что в последних ее раздражало как раз их слишком
определенное, от нее унаследованное, русское начало. Те "чистокровные
венецианцы" вышли такими же "тонкими" людьми, каким был ее муж (и какими ей
рисовались чуть ли не все итальянцы), тогда как в ее мальчиках, даром, что
старший сын - Миша сразу стал выказывать блестящие способности, ее тревожила
какая-то склонность к грубоватой прямолинейности. Зато единственная дочь
Софи не уступала по красоте матери, и бабушка в ней души не чаяла.
Надо, впрочем, сказать, что сама бабушка Кавос так и не преуспела
вполне в смысле усвоения светского тона и светских манер. Свое происхождение
она выдавала, как некоторыми оборотами речи, так подчас и слишком резкими
жестами, в которых она, пожалуй, старалась походить на своих любезных
итальянцев. Чуть грешила она и порывами невоздержанной веселости или слишком