"Ален де Бенуа. Как можно быть язычником" - читать интересную книгу автора

Если мы признаем, что нечто является великим, говорит Хайдеггер, "тогда
начало этого величия наиболее велико". Как очевидно, сегодняшнее язычество
является прежде всего определенным знакомством с древними индоевропейскими
религиями, их историей, их богословием, их космогонией, их символизмом,
мифами и мифемами, из которых они состоят. Знакомство знания, но также и
духовное знакомство; эпистемологическое знакомство, но также и интуитивное
знакомство. Речь идет не о том, чтобы лишь накапливать знания о верованиях
различных областей дохристианской Европы (или забывать о тех подчас глубоких
различиях, которые между ними существовали), а о том, чтобы находить в этих
верованиях отображение, перенос определенного количества ценностей, которые
принадлежат нам и напрямую касаются нас как наследников нашей культуры. (Как
следствие, это приводит к истолкованию истории двух последних тысячелетий
как повествования о напряженной духовной борьбе).
Это уже является значительной задачей. Религии древней Европы не только
ничем не уступают единобожию в том, что касается их богатства или духовной
или богословской сложности, но можно сказать, что они очень часто его в этой
области превосходят. Впрочем, вопрос о том, превосходят ли они единобожие
или нет, не является самым важным. Важно то, что они говорят нам, - и, что
касается меня, символическое противостояние Януса и Весты, мораль Орестиады
или рассказ о расчленении Имира говорят мне больше, чем повествование о
приключениях Иосифа и его братьев или история о несостоявшемся принесении в
жертву Исаака. Помимо самих мифов, необходимо исследовать определенное
представление о божественном и священном, определенную систему истолкования
мира, определенную философию. Приверженность Б.-А. Леви единобожию не мешает
ему заявлять, что он не верит в Бога. Сама наша эпоха является глубоко
иудео-христианской, несмотря на то, что церкви и синагоги пустеют; она
является иудео-христианской тем образом, каким она воспринимает историю,
теми существенными ценностями, на которые она опирается. И, наоборот, чтобы
быть язычником, нет необходимости "верить" в Юпитера или Вотана - что,
впрочем, ничуть не нелепее, чем верить в Яхве. Сегодняшнее язычество состоит
не в возведении алтарей Аполлона или возрождении культа Одина. Напротив, оно
подразумевает отныне классический способ поисков "умственного
инструментария", порождением которого является религия, того внутреннего
мира, к которому она отсылает, той формы восприятия мира, которую она
означает. Одним словом, оно подразумевает взгляд на богов как на "центры
ценностей" (X. Рихард Нибур), а на верования, предметом которых они
являются, как на системы ценностей: боги и верования уходят, но ценности
остаются.
Это означает, что язычество отнюдь не определяется отказом от
духовности или священного, а, наоборот, состоит в выборе (и возвращении
себе) другой духовности, другого образа священного. Отнюдь не пересекаясь с
атеизмом или агностицизмом, оно устанавливает между человеком и миром в
основе своей религиозное отношение, отношение духовности, которая
представляется нам гораздо более сильной, более серьезной, более важной, чем
духовность иудео-христианского единобожия. Оно не лишает мир священного, а
освящает его в собственном смысле этого слова, оно считает его священным - и
именно поэтому, как мы увидим далее, оно является язычеством. Как пишет Жан
Маркаль, "язычество - это не отсутствие Бога, отсутствие священного,
отсутствие ритуала. Как раз наоборот, поскольку священного больше нет в
христианстве, язычество является торжественным утверждением трансценденции.