"Ален де Бенуа. Как можно быть язычником" - читать интересную книгу автора

необоснованно объединяя пантеизм с "атеизмом", вынужден заявить, что
последний "в высшей степени религиозен", что "он слишком религиозен, потому
что он недолжным образом обожествляет вселенную" (Problemes du
christianisme, Seuil, 1980, p. 55). Причина в том, что в древней Европе
священное воспринималось не как противоположность мирскому, а как нечто,
обволакивающее мирское, придающее ему смысл. Нет необходимости в Церкви,
чтобы посредничать между человеком и Богом: это посредничество осуществляет
весь город, и религиозные учреждения представляют лишь одну из сторон этого
посредничества.[7] Понятие, противоположное латинскому понятию "religio",
необходимо искать в глаголе "negligere". Быть религиозным - значит быть
ответственным, не пренебрегать. Быть ответственным - значит быть свободным,
значит обеспечивать себя конкретными средствами осуществлять
свободу-ради-действия. Быть свободным также значит быть связанным с другими
посредством общей духовности.
Когда Б.-А. Леви утверждает, что "единобожие является не формой
священного, формой духовного", а, "напротив, ненавистью к священному как
таковому" (L'Express, 21 avril 1979), его слова являются парадоксальными
только на первый взгляд. Священное есть безусловное уважение к чему-то, в то
время как единобожие выводит подобное уважение в собственном смысле за рамки
Закона. Для Хайдеггера священное (dasHeilige) определенно отлично от
классической метафизики и даже самой идеи Бога. Принимая антиномию, дорогую
сердцу Эммануэля Левинаса, скажем, что священное погружено в этот мир как
таинство, что оно основывается на близости между человеком и миром, в
противоположность святости, которая связана с трансценденцией Совершенно
Другого. Язычество возвышает этот мир священностью, в то время как
иудео-христианское единобожие со своей святостью бежит из этого мира.
Язычество основывается на идее священного.

 4

В чем же заключаются основные различия между европейским язычеством и
иудео-христианством? При ответе на этот вопрос необходима определенная
осторожность. Помимо того, что в действительности противостояние никогда не
бывает таким четким, каким оно бывает с неизбежной точки зрения
аналитических условностей, нам представляется важным прежде всего избежать
необдуманного использования понятия "иудео-христианство", которое, будучи
спорным как у христиан, так и у евреев, не лишено двусмысленности. Строго
говоря, подобное использование представляется нам допустимым в двух
совершенно определенных случаях. Прежде всего, с исторической точки зрения:
в строгом смысле слова иудео-христиане - это первые христиане еврейского
происхождения, члены назаретских палестинских общин, бывшие предметом таких
раздоров между иудаизмом и паулинистским христианством. (Известно, что успех
Павла положил конец этому историческому иудеохристианству).[8] Во-вторых, с
"идеологической" точки зрения понятие "иудео-христианство" означает то, что
может быть общего между иудаизмом и христианством в сфере философии и
богословия. "Иудаизм и христианство объединяются богословием" - замечает
Клод Тремонтан (Les problemes de l'athisme, Seuil, 1972, p. 439). Подобного
же мнения придерживался Жан Даниелу, одна из книг которого носит заголовок
"Теология иудео-христианства" (Descle, 1958). Христианство, в частности,
восприняло все нормативные требования вселенского значения, которые имеются