"Ален де Бенуа. Как можно быть язычником" - читать интересную книгу автора

В 1848 г. Луи Менар видит в многобожии основание республиканского
идеала: уважение к множественности мнений и критику монархии. Такова же
точка зрения аббата Ж. Гома, фанатичного противника язычества, который
отождествляет его с демократией и социализмом и, не колеблясь, пишет:
"Ренессанс был возрождением, культом, фанатичным прославлением, язычества со
всеми его литературными, художественными, философскими, моральными и
религиозными идолами; Ренессанс породил Реформацию, Реформация породила
вольтеровское безбожие, вольтеровское безбожие породило Французскую
революцию, Французская революция была самым ужасным моральным катаклизмом в
истории" ("Письма Монсеньеру Дюпенлу, епископу Орлеанскому, о язычестве в
образовании"). Церковь негодует по поводу того, что воображению или изучению
молодежи предлагаются примеры Фемистокла, Катона, Солона, Сципиона и
Цинцинната. По ее мнению, нельзя преподавать ни Горация, ни Тита Ливия.
Это отождествление языческих ценностей с ценностями нарождающейся
"левой" соответствует общему мнению. В то время другие авторы стремятся
направить язычество в противоположном направлении. "Когда я увидел
Акрополь, - пишет Ренан, - мне открылось божественное" ("Воспоминания о
детстве и юности"). Моррас, в свою очередь, совершает путешествие в Афины,
Баррес - в Спарту. Юный Моррас, чье "глубоко пережитое язычество"
подчеркивает, среди прочих Гюстав Тибон (Maurras poete, in Itinraires, avril
1968, p. 145), восклицает: "Отжившему свое Парфенону никто не нужен.
Парфенон нужен нам, чтобы развивать нашу жизнь". И чтобы "поносить
иудео-христианский обскурантизм" и Magnificat'о".[3] Критика христианства
будет являться Франции и за границей характерной чертой того, что следует
именовать "правой" политической мыслью, от Сореля и Прудона, Уга Ребеля и
Пьера Ласера, д'Аннунцио, Парето, Шпенглера, Меллера ван ден Брука и Юнгера
до Дрье ля Рошеля, Селина, даже Бразийяка, который прославляет "наивное
язычество" Жанны д'Арк ("Процесс Жанны д'Арк"), и далее до Юлиуса Эволы, Луи
Ружье, Армина Мелера, Луи Повеля и Жана Кау.
В современной литературе язычество проявляется в сочинениях таких
авторов, как Д.Г. Лоуренс (см., прежде всего, его "Апокалипсис"), Колетт,
Джионо, Кнут Гамсун, Стефан Георге, Рильке и т. д. Монтерлан, делающий из
античного мира палестру, где правят Гермес и Минерва, прославляет
достоинства язычества и не перестает говорить о том месте, которое занимает
в его творчестве resromana. Противопоставляя римский Тибр восточному Оронту,
он дает следующий совет: "Всякий раз, когда наш дух колеблется, обращаться к
греко-римской мысли ранее второго столетия" (Va jouer avec cette poussiere,
Gallimard, 1966).[4] Из более современных авторов необходимо упомянуть
Маргерит Юрсенар, Жана Маркаля, Яна Брекильена, Дж. Р.Р. Толкиена, Патрика
Гренвиля...
Во время идеологического подъема "Новой Правой" и контрнаступления
Б.-А. Леви (Le testament de Dieu, Grasset, 1979) и его друзей споры между
сторонниками монотеизма и сторонниками политеизма - "монополия" парижских
салонов - вошли в моду. Провозглашая анафему всей греческой части нашего
наследия, Леви внезапно вспоминает реакционные, антидемократические
аргументы, предложенные аббатом Гомом, одновременно усваивая хорошо
известный афоризм: "Проклят тот, кто учит своего сына науке греков" (Талмуд,
Баба Камма, фол. 82-83; трактат Сота, фол. 49). Луи Повель, напротив,
заявляет: "Существует тайная Европа, которую необходимо вновь открыть. Я
верю в возвращение к духовному язычеству" (интервью, данное Жану Биесу, J'ai