"Пьер Бенуа. Дорога гигантов " - читать интересную книгу автора

приглядывался - ничего, что напомнило бы мне о саке д-ра Грютли и об его
красных ботинках. С какой стати думать, что весь мир занят только
ирландскими делами? Д-р Грютли в это время, наверное, уже в Оксфорде или в
Кембридже, еще вероятнее - в Глазго, где, после 1910 года, завещание
Александра Флеминга позволило учредить кафедру гаэльской литературы, и
кафедра эта по праву пользуется высокой репутацией.
И все-таки должен сознаться: все те чувства, которые я думал испытать,
вступив на ирландскую почву, - тонули в боязни встретиться со страшным
профессором. Скоро я имел возможность убедиться, что страхи мои были не
напрасны. В Маллоу, где оставляют линию Корк - Дублин, чтобы ехать в Трале,
мне пришлось переменить вагон. Я стоял уже на ступеньке того отделения,
которое выбрал себе, - и вдруг отпрянул назад: я заметил чемодан доктора,
этот ужасный чемодан из коричневой парусины. Было совершенно ясно, что
доктор едет в Маллоу, и он отправляется к графу д'Антриму - это несомненно.
Приходилось быть готовым к тому, что вот сейчас он вырастет перед моими
глазами.
Я взял свой багаж, пересел в другое отделение и заперся в нем. Стал
оттуда следить за платформой. На ней было человек пятнадцать. В ожидании
отхода поезда эти люди ходили взад и вперед, чтобы согреться, потому что
погода была, хотя и очень ясная, но холодная.
Я разглядел двух священников, несколько крестьян, несколько женщин,
солдата королевской ирландской полиции, наконец, еще трех или четырех
господ. Я силился угадать, кто из последних - мой лозаннский соперник, но
тут возвестили, что поезд отходит, и все пошли к вагонам.
Д-р Грютли был маленький толстенький человечек, конечно, в очках;
по-видимому, он боялся простуды: на нем было несколько жилеток, одна сверх
другой; зеленоватая фетровая шляпа надвинута на выпуклый лоб. Он красив, но
не изящен. Но круглое его лицо было не лишено приятности.
"В конце концов, - думал я, - ничто не позволяет мне с уверенностью
предполагать, что он только тем и будет заниматься, что экзаменовать меня по
части кельтских слов и корней. Да если бы он и вздумал, я имею же полную
возможность не отвечать ему. Французская наука не будет посрамлена этим
гельветским карапузом".
Мне был нужен воздух. Я опустил стекло в отделении, облокотился,
переходил к другому окну, опять возвращался к первому, чтобы получить
возможно полное впечатление от пейзажа. Пейзаж этот, под серым перламутровым
небом, был, как я и ожидал, дик и скромен.
Поезд въехал в ланды Керри, пересеченные торфяными болотами и прудами,
над которыми носились, как-то особенно четко в них отражаясь, водяные птицы.
Ветер продувал насквозь вагон, открытый, как труба, и оставлял в нем запах
вереска. Меня охватило и затем уже не оставляло воспоминание о прелестной
девочке, к которой мчал меня поезд. Перед лицом строгой красоты мест, по
которым он несся, я стал понимать, что лишь теперь узнаю, что такое
Антиопа... Антиопа! Я вслух повторял это имя, чтобы лучше связать ее образ с
образом ее родины.
Выкрикнули название маленькой станции:
- Килларней.
И я почувствовал, что это славное имя волнует меня потому лишь, что оно
связано с нею. Чем скорее поезд минует тебя, Килларней, тем скорее буду я
подле нее... Увидать ее? Меня начинало брать сомнение. Уверен ли я, что, по