"Пьер Бенуа. Атлантида " - читать интересную книгу автора

возможности, удержать их в равновесии, я думал:
"А я-то полагал, что во время своей экспедиции с Моранжем Сент-Ави
занимался преимущественно научными наблюдениями. Или моя память странным
образом меня обманывает, или он основательно изменил с тех пор свои вкусы.
Но одно мне ясно: во всем этом хламе я не вижу для себя ничего подходящего".
Сент-Ави подметил, должно быть, на моем лице слишком явные следы
изумления, потому что тоном, в котором, как мне показалось, звучало легкое
недоверие, он произнес:
- Тебя, может быть, удивляет подбор этих книг?
- Я не имею права сказать, что он меня удивляет, - возразил я, - потому
что я не знаю характера той работы, ради которой ты себя ими окружил. Во
всяком случае, я позволю себе утверждать, не рискуя быть опровергнутым, что
никогда еще у офицера арабского бюро* [Арабскими бюро в Алжире называются
французские военные учреждения, состоящие из двух-трех офицеров и одного
переводчика. Они являются высшей инстанцией для туземцев, управляемых
собственными старшинами. (Прим. перев.)] не было библиотеки, имеющей столь
многочисленных представителей гуманитарных наук.
Он неопределенно улыбнулся, и больше в тот день мы с ним на эту тему не
разговаривали.
Среди книг Сент-Ави я заметил объемистую тетрадь, переплет которой
запирался на ключ. Я неоднократно заставал его вносящим в нее какие-то
заметки. Когда ему приходилось уходить по какому-нибудь делу из комнаты, он
тщательно запирал этот альбом в маленький шкаф из белого дерева,
предоставленный ему расщедрившейся администрацией. Когда он не писал или
когда служба не требовала его непременного присутствия, он приказывал
оседлать мехари, на котором он приехал, и через несколько минут я мог видеть
с террасы форта, как исчезал на горизонте, за красным холмом, бежавший
крупной рысью двойной силуэт человека и животного.
С каждым разом эти поездки становились все более продолжительными. И из
каждой из них он возвращался в каком-то восторженном состоянии, заставлявшем
меня смотреть на него за обедом, когда мы с ним бывали вдвоем, с чувством
возраставшего с каждым днем беспокойства.
"Дело дрянь, - подумал, я однажды, когда его речь удивила меня более
обыкновенного своей бессвязностью. - Неприятно плавать на подводной лодке,
командир которой предается курению опиума. Но каким же таким снадобьем
отравляется мой капитан?"
На следующий день я быстро заглянул во все ящики в столе моего
товарища. Этот осмотр, который я счел своим долгом произвести, моментально
меня успокоил. "По крайней мере, - сказал я себе, - у него нет с собой ни
ампул, ни шприца Праваца".
Я полагал в то время, что фантастический бред Андрэ нуждался в
искусственных возбудителях. И ошибался...
Самое тщательное за ним наблюдение скоро убедило меня в противном. Я не
обнаружил в этом отношении ничего подозрительного. К тому же он совершенно
не пил и почти не курил.
А между тем было невозможно отрицать постепенное нарастание у него
какой-то внушавшей серьезные опасения лихорадки. Из своих странствований по
пустыне Сент-Ави возвращался всегда с более блестящими глазами, казался
бледнее обыкновенного, был более разговорчив, более раздражителен.
Однажды вечером он уехал с форта около шести часов, когда удушливая