"Всеволод Бенигсен. Русский диптих" - читать интересную книгу автора

единым".
- Я подумаю, - серьезно ответил Штормовой.
- И неужели никто не заметил?
- Не-а, - с гордой усмешкой мотнул головой романист, как будто арбуз
был большой антисоветской фигой в кармане и добавил:
- Ну, ты же не заметил.
Левенбук действительно ничего не заметил, хотя и читал Штормового,
только чтобы не обидеть друга - что называется, по диагонали.
- И что, ты совсем не пробовал начать с чего-нибудь другого?
- А зачем? - удивился Штормовой, но потом, замявшись, признался: - Нет,
ну, вообще-то один раз я начал с того, что герой ест дыню. Так знаешь, хотел
поэкспериментировать... Но, понимаешь, никуда меня эта дыня не привела. Она
какая-то... одноцветная, что ли. У меня герой ее ел, ел, ел, ел... А я все
писал, писал... И вот уже третья страница пошла. А он все ест. А я все пишу.
И нет ни конца, ни края этому безобразию.
- И что потом?
- Он ее доел, - печально развел руками Штормовой, словно извиняясь за
умственную и душевную ограниченность своего персонажа.
- А ты дописал.
- А я дописал. Конец главы. И что дальше делать? Вот что значит не моя
тема! - почти поучительно закончил Штормовой свой рассказ.
После того как "певец арбузов" ушел, Левенбук бросился к книжным полкам
и достал несколько романов Штормового. Все, как один, действительно
начинались с арбуза. И Штормовой не врал - каждая история начала плясать от
какой-то арбузной детали. С тех пор Левенбук больше не сомневался в том, что
романы пишет сам Штормовой. А арбузная тема стала всплывать в их беседах все
чаще и чаще.
Вот и сейчас, едва Левенбук пожаловался на муки творчества, Штормовой
предложил ему тоже начинать с какого-нибудь фрукта.
- С какого? - удивился Левенбук.
- Да хоть с вишен. Очень удобный образ. Красные, яркие. А сплевывание
вишневых косточек! Это же песня, а не процесс.
- Да нет, - отмахнулся Левенбук. - У меня сейчас не в этом дело. Ты
"Правду" читаешь?
- Читаю, а что?
- Про космополитов видел?
- Допустим.
- Так вот, к гадалке не ходи - будут брать Гуревича. Ну и всю компанию
заодно.
- Ну а ты-то тут при чем?
- Здрасьте! Так я ж его друг. И потом я бывший ссыльный. Тут все в дело
идет. Ты сам-то не боишься со мной тут сидеть?
- А чего мне бояться? У меня роман на Сталинскую выдвинут.
- Надо будет, задвинут, - мрачно заметил Левенбук.
- Ну, это ты брось, - неуверенно усмехнулся Шторомовой. - И потом, с
чего ты взял, что Гуревича брать будут?
- Да ты глаза-то разуй!
Левенбук вытащил вчерашнюю "Правду" и зачитал:
- "Такие, с позволения сказать, ярые защитники безродного
космполитизма, как искусствовед Федоров-Гуревич (Гуревич)... ну, и по