"Жюльетта Бенцони. Фиора и Папа Римский " - читать интересную книгу автора

своей прекрасной флорентийки.
Да, как ни старался все это время, он не мог изгнать ее из своего
сердца. Он не мог забыть Фьору, ее огромные глаза, ее улыбку.
Возможно, смерть не показалась бы ему такой горькой, если бы он
позволил себе думать о Фьоре. В сущности, она была права, отказываясь от
той жизни, которую он ей предлагал. Что сталось бы с ней теперь, если бы
она согласилась остаться в Селонже? Кем стала бы она теперь? Безутешной
вдовой, раздраженной присутствием такой глупой свояченицы, как Беатрис?
Женщиной, которую солдаты выгнали бы из ее собственного дома, как это чаще
всего и случалось, когда речь заходила об имуществе казненных? Возможно, с
ней стали бы грубо обращаться или заточили бы в тюрьму?
Филипп от всего сердца ненавидел короля Людовика XI и ни за что на
свете не согласился бы ему служить, но для Фьоры, которая предпочла
остаться с королем и принять от него в подарок замок, он не мог бы пожелать
лучшей доли.
Таким образом, даже то, что он умрет смертью мятежника, не причинит
вреда той, которую он любил.
Тюремщик, обескураженный молчанием заключенного, вышел и долго не
возвращался. Филипп взял принесенный ему хлеб, начертал пальцем крест на
коричневой корке и, отломив кусок, съел его. Он не был голоден, но, зная,
что ожидает его наутро, хотел набраться как можно больше сил. Между тем
впервые за все время хлеб был свежим, его приятно было не только есть, но и
вдыхать его аромат. Запах теплого, только что выпеченного хлеба был для
него одним из самых приятных, каждый раз возвращавших его в далекое
беззаботное детство.
Так он съел почти полкраюхи хлеба, запив его несколькими глотками
свежей воды. Остальное Филипп оставил на утро, чтобы подкрепиться после
пробуждения.
Наступившая ночь начала отсчитывать свои часы. Филиппу очень хотелось
спать, но он не знал, может ли позволить себе заснуть: разве тюремщик не
предупредил его, что этой ночью к нему придет священник? Не так-то легко
будет исповедоваться в полусонном состоянии. Однако время шло, никто не
приходил, и в конце концов Филипп растянулся на своем жестком ложе, закрыл
глаза и уснул.
Проснулся он от легкого прикосновения чьей-то руки. Взглянув на
зарешеченное окошко, через которое просачивался сумеречный свет, Филипп
понял, что самая последняя ночь в его жизни, во время которой он так
безмятежно спал, уже кончилась. Разбудил его маленький монах, одетый в
серую рясу братьев-минеров, ордена, некогда основанного святым Франциском
Ассизским. Все еще сквозь сон услышал он ласковый голос, тихо произнесший:
- Сын мой, час настал. Я пришел помочь вам. Вы должны подготовиться к
тому, чтобы предстать перед вашим создателем...
Ясные, чистые глаза монаха были полны сострадания, зрелость не успела
еще оставить свой след на его лице. Филипп улыбнулся ему:
- Я весь к вашим услугам, брат мой. Знаете ли вы, сколько мне осталось
жить?
- Еще не прозвонил первый колокол. А вы умрете не раньше середины
утра.
Узник побледнел.
- У меня не так много грехов, которые вы могли бы мне отпустить,