"Лилия Беляева. 'Новый русский' и американка" - читать интересную книгу автора

воссиял и изнежил своими импозантными прикосновениями мои ступни до такой
степени, что я не посмела встать на них и сходить пописать... Нет, не
помню, чего мне точно хотелось в ту минуту... Но так или иначе я не пошла
на поводу разума, а, как самая сумасшедшая, глупая девчонка, застонала и
закричала так от бескрайнего восторга, что меня вполне могли слышать в
гостиничном коридоре, и, должно быть, даже в баре на первом этаже от моего
крика оживленно затрепетали крылья скучающих пальм:
- Скорее! Скорее!
И мой догадливый полукитаец тотчас встрепенулся и наглухо, и,
казалось, навсегда запечатал мою заносчивую, привередливую, истомившуюся в
ожидании, а теперь возликовавшую дырочку своим надежным, красноречивым,
забористым нефритовым стержнем.
Но сейчас я, право, несколько недоумеваю, как, как он мог использовать
свой стержень не по прямому назначению, а единственно для оглаживания моих
удаленных от поля битвы ступней? Ведь это было ему довольно неудобно,
неловко... Припоминаю его странную позу... Но ведь не отступил, презрел все
трудности... Вот что значит настоящий мужчина! Хотя, увы, полукитаец...
Мы расстались с ним хорошо, весело. Он омыл мой теплый пушистый
заповедный холмик холодным шампанским, а потом медленно капал это
шампанское мне на пупок и уже с пупка старательно, нежно, как-то особенно
задушевно слизывал его - очень странное на первый взгляд, но весьма
обновляющее, я бы даже сказала, изысканное ощущение.
Напоследок я потрогала его бедра и голень. Мне очень нравится в
определенный момент ощущать под подушечками пальцев именно эти части
мужского организма. Одно и то же, что щупать твердь старинного замкa,
кованое железо ворот, отстоявших века, внушающее почтение и легкий ужас. Но
и благодарность, представьте себе, за то, что вот сподобилась, и мне
дозволено приобщиться к чужой стабильной мощи.
Расставаясь навек, полукитаец немножко пососал мой мизинец, но
остальные пальцы почему-то не тронул. Возможно, если бы он был чистокровным
китайцем - мизинцем бы не ограничился. Между прочим, он пососал отнюдь не
мой мизинец на руке, а тот, что на моей ноге, естественно, предварительно
сняв с моей ноги туфлю и спустив мой тончайший чулок. Странновато, конечно,
так ведь в чужой монастырь со своим уставом не ходят. И если уж тебе
любопытно ознакомиться с особенностями сексуальных действий всех населяющих
землю племен и народов - надо все принимать без удивления и ужимок
высокомерия. А в данном случае это же было очень и очень мило - сосание
моего мизинца на левой ноге в течение (я успела взглянуть на часы) трех с
половиной минут.
Кстати, в короткие промежутки, буквально между вздохом и выдохом, он
меня немножечко повеселил рассказом о Мао Цзэдуне:
- Сокровище мое! - шептал он мне сдержанно и страстно. - Вообрази,
знаменитейший Мао, которого при жизни обожествляли девятьсот миллионов
китайцев и при виде его, живого, даже впадали в транс, любил отправляться в
постель сразу с несколькими молоденькими женщинами. Он был уверен, и,
считаю, справедливо, что активная сексуальная практика продлевает жизнь.
Правда, в молодости он был уверен, что мужчина после шестидесяти уже ни на
что не способен, но сам на личном опыте убедился, что это правило не для
всех. Во всяком случае, не для него. Вот только, как рассказывает его
личный врач, Мао мучился запорами, и через каждые два-три дня ему