"Андрей Белый. Начало века (Воспоминания в 3-х кн., Книга 2) " - читать интересную книгу автора

Помню ночь; мы - на приступочках террасы, задрав головы к звездам; над
головою - звездный поток; он протягивал руки, вырявкивая:
- "Летят Персеиды: из-за Нептуна; в будущем году в эти же дни они
будут лететь-с!"15
Вдруг замолчал.
Через год я сидел на этих ступеньках; Персеиды летели; я вспомнил слова
отца и мысли о том, как мы с ним будем отсюда разглядывать их; отца - не
было; в Новодевичьем монастыре16 поставили новый крест.
Дружбу с ним переживал я, как радость.
В спорах обреталось сближение.
В той же мере я сблизился с матерью; там, где отец отступал от меня,
ужасаясь сердцем (и только сердцем), понимала мать, вместе переживая
Художественный театр и художников "Мира искусства"; я не без гордости
организовывал вкусы матери, подбрасывая Врубеля, Сомова, Левитана, таща на
выставки, на драмы Ибсена, Гауптмана; ей читал Метерлинка.
Изумительно, до чего отец и мать в подходах ко мне до конца жизни
остались антиподами; отец не доверял литературным вкусам, но поощрял к
музыкальным импровизациям, которым я отдавался: тайком от матери; он
заставил сыграть ему какую-то дикую композицию; сидел, выпятив ухо:
- "Что ж, - недурно! Сочинение мелодий развивает изобретательность".
У него были странные вкусы; глубина темы не интересовала его; главное,
чтоб мелодия вытесняла мелодию; он удивлялся: у музыкантов мало
изобретательности; требовал от мелодии переложения и сочетания; раз пущена
мелодия, скажем "абвг", - боже сохрани, если она повторится, пока не
исчерпаны модуляции - бега, вгаб, гвба и т. д. Вот если бы музыканта
вооружить теорией групп!
- "А вы сами попробуйте", - язвила мать.
- "Отчего же нет-с!"
И садился, кряхтя, за табурет, и прикладывал нос к пальцу, которым
нацеливался на черную косточку (играл одним пальцем); и вдруг бородою
кидался на палец; пальцем же галопировал по клавишам:
- "Бам-бам-бам... Вот-с! Да и вот-с: бам-бам".
И с видом победителя оглядывал нас; или он наревывал деритоном
собственные арии на собственные стихи:

Афросинья молода, -
Не бранится никогда.

Увидав меня за роялем, он поощрил изобретательность.
Ему не нравились мои стихи, но нравились мои мелодии; тут-то и
ополчалась против меня мать, которой нравились стихи, а не мелодии.
- "Нет, знаешь ли, - не расстраивай инструмента; за стеной у Янжулов
удивляются: "Кто это у вас там бьет?.."
- "По-моему, - недурно", - настаивал отец.
- "Много вы понимаете!"17
Раз, застигнутый соседкой, я ей сыграл импровизацию.
- "Что за прелесть!" - воскликнула она. Она призналась матери:
- "Ваш сын прекрасно сочиняет". Никакого впечатления!
Впоследствии С. И. Танеев, рассматривая мою руку и растягивая ее так и
эдак, сказал: