"Андрей Белозеров. Роскошь нечеловеческого общения " - читать интересную книгу автора

вплотную к лицу. Она не была близорука, и эта странная привычка - читать или
разглядывать предметы, буквально водя по ним толстым и всегда красным носом, -
сначала казалась Журковскому милой, потом странной, а последнее время начала
просто раздражать. - Ну-ка, ну-ка... Смотри, Галочка, настоящее...
- А что, - спросил Журковский, - масло тоже нынче поддельное продают?
- Еще как! Сплошные подделки! Левак гонят без всякого стыда и совести!
Травят народ!
- Толя, ты иди в комнату. Здесь и так не продохнуть, - заметила Галина. -
Что ты встал столбом? Только место занимаешь.
- Ладно, - сказал Журковский и повернулся было, чтобы последовать совету
супруги, но та затараторила:
- Подожди, раз уж ты все равно... Захвати вот салат... накрой там
тарелочкой, чтобы не подсох, поставь куда-нибудь... У нас уже места нет
совсем... Не повернуться просто...
- Правильно, - поддержала Галину Сергеевну Карина Назаровна, вручая
Журковскому глубокую тарелку с салатом "оливье" - дежурным блюдом любого
праздничного застолья еще с советских времен. - Порожний рейс - стране убыток!
Чрезвычайно довольная изреченной мудростью, Карина Назаровна отвернулась
от Журковского, сразу утратив к нему всякий интерес.
- Надюшка, давай, давай, не спи, детка моя...
Надюшка, с обычной своей апатичной гримасой, застыла над раковиной, в
которой лежала кучка грязных, черных и шишковатых картофелин.
- Ничего не готово! - всплеснув руками, словно смиряясь с собственным
бессилием и признавая полной поражение, громко сказал Галина. - Ну надо же!
Ничего не успели, девчонки!..
Оставив "девчонок", каждой из которых, исключая, конечно, снулую Надюшку,
было далеко за сорок, Журковский двинулся в гостиную.
- О-о-о! А вот и хозяин!
За полунакрытым столом сидели Андрей Ильич Суханов, Гоша Крюков -
известный в Городе писатель, постоянный автор нескольких толстых литературных
журналов, имеющих, как ныне принято говорить, высокий читательский рейтинг, и
Сема Мендельштейн, раньше просто поэт, а теперь еще и литературный критик,
стоящий у руля толстой еженедельной газеты. Эта газета на всю страну славилась
своей "желтизной" и общей развязностью тона, и тираж ее рос если не по дням,
то по кварталам наверняка.
- Толя! Где ты ходишь? - расплываясь в масленой улыбке, кажется, не только
лицом, но и всем своим кругленьким, похожим на колобок, телом, спросил
Суханов. - Водка стынет, понимаешь...
Журковский почувствовал, как по телу быстро пробежали мелкие холодные
мурашки. Он терпеть не мог Суханова, и особенно, когда тот начинал играть роль
этакого простого русского мужичка, с обязательными анекдотиками, вульгаризмами
и идиотскими шуточками, происхождение которых оставалось для Журковского
загадкой. Можно было подумать, что доктор наук Суханов все свободное время
проводит в компаниях пьянчуг-грузчиков или, бери еще ниже, бомжей с приличным
стажем.
- Штрафную профессору! - крикнул Суханов. - Давай, Толя, давай, ближе к
народу...
Журковский пожал потную мягкую ладонь Суханова, шершавую, словно
занозистая дощечка, - поэта Мендельштейна и холодную, вялую - писателя.
- Ну, профессор, до дна, до дна, - затараторил доктор наук, быстро утирая