"Василий Белов. Кануны (Хроника конца 20-х годов) " - читать интересную книгу автора

- Вот тебе, так! Будешь еще варзать? Будешь охальничать, бу...
Визг за дверью перешел в какой-то скулеж, потом как будто все стихло.
Носопырь хлопнул по балахону: спички оказались в кармане. Он вздул огонь и
осветил притвор. Меж дверью и косяком был зажат конец веревки. "Вот шельма,
ну и шельма, - Носопырь покачал головой. - Каждый раз грешить приходится".
Теперь он зажег лучину и вставил ее в гнутый железный светец. Веселый
горячий свет осветил темные, будто лаковые бревна, белые лавки, жердочку с
висящими на ней берестяным пестерем и холщовой сумой, где хранились скотские
снадобья. Большая черная каменка занимала треть бани, другую треть - высокий
двухступенчатый полок. Шайка воды с деревянным, в образе утицы ковшиком
стояла на нижней ступени. Там же лежала овчина, а на окне имелись берестяная
солонка, чайный прибор, ложка и чугунок, заменяющий не только горшок для
щей, но и самовар.
Носопырь взял веревку, которую баннушко заместо хвоста подсунул в
притвор. Босиком пошел на мороз, за дровами. Врассыпную от бани с визгом
бросились ребятишки Остановились, заприплясывали.
- Дедушко, дедушко!
- Чево?
- А ничево!
- Ну, ничева-то у меня много и дома. Носопырь огляделся. Вверху, на
горе, десятками высоченных белых дымов исходила к небу родная Шибаниха.
Дымились вокруг все окрестные деревеньки, словно скученные морозом. И
Носопырь подумал: "Вишь, оно... Русь печи топит. Надо и мне".
Он принес дров, открыл челисник - дымовую дыру - и затопил каменку.
Дрова занялись трескучим бездымным огнем. Носопырь сел на пол напротив
огня - в руках кочерга, калачом мослатые ноги - громко запел тропарь:
"...собезначальное слово отцу и духови от девы, рождшееся на спасение наше,
воспоим вернии и поклонимся, яко благоволи плотию взыти на крест и смерть
претерпети и воскресити умершия славным воскресением твоим!"
Слушая сам себя, он долго тянул последний звук. Сделал передышку.
Перевернул полено на другой, не тронутый огнем бок и снова речитативом, без
заминки спел:
- Радуйся дверь господня, непроходимая, радуйся стено и покрове
притекающих к тебе, радуйся не-обуреваемое пристанище и неискусобрачная,
рождешая плотию творца твоего и бога молящи не оскудевай от воспевающих и
кланяющихся рождеству твоему-у-у!
- У-у-у! - послышалось и за банным оконцем. Ребятищки барабанили в
стену коленом. Он схватил кочергу, чтобы выскочить на мороз, но раздумал и
закурил табаку.
"Святки. В святки и я бывало дразнил бобылей. Пускай дикасятся, больше
не выйду".
Дрова протопились, надо было закрывать трубу. Носопырь обулся,
нахлобучил на голову шапку, снял с жердочки сумку с красным крестом и
кликнул баннушка:
- Иди, иди, не греши... Ступай наверьх, дурачок, сиди в тепле. Я
погулять схожу, никто тебя не тронет.
Месяц висел высоко над белыми крышами. Еще выше роились, уходили друг за
другом в запредельную даль скопища звезд.
Носопырь, выкидывая обутые в лапти долгие ноги, по своей тропе поднялся
в деревню. В ногах его с шумом путались полы обширного холщового балахона,