"Александр Белов "Гривна Святовита" (Историко-приключенческая повесть) [И]" - читать интересную книгу автора

пряную квашню и прочую снедь.
Заезжие греки по недомыслию считают поминальное питие пьянством. Суть
этого бражничания, конечно, далека от ублажения веселости и дури. Кубок, в
представлении воинства, сроднен с детородным мужским началом, с небесной
влагой, низвергающейся на Землю из грозовых туч. Покуда она есть - жизнь
беспрерывна, и смерть лишь открывает дорогу новым росткам жизни.
Грядущий день должен был снова перенести борсека в мир духов. На этот раз
ему предстояло силой своего воинского обличья отогнать демонов от кургана.
На погребениях этот великий обряд называется тризной. Демоны цепки до
мертвячины, и человеческие останки, даже захороненные, для них еще одна
возможность оборотиться какой-никакой плотью.

* * *

...Спустилась ночь. Еще один день отошел в небытие, соединяя прошедшее с
предстоящим. Преодолевая тягостное чувство, Брагода подошел к пожиткам
Бужаты. Рано или поздно ему все равно бы пришлось познакомиться с его
дорожной сумой.
Среди костяных амулетов, тонкокожих крученых шнуров, россыпи драхм13,
коротких кинжалов в волосяных чехлах его внимание привлекла одна
удивительная вешица. Это была увесистая гривна, сплетенная из трех золотых
жил. Отогнутые лапки ее изображали клювастые орлиные головы.
Борсек некоторое время с любопытством рассматривал украшение, потом надел
гривну на шею и осторожно сцепил орлиные головы.
Вся последующая дорога прошла для Брагоды как бы в полусне. Посыпался
мелкий, нескончаемый дождик, утопив даль в висячей пелене. Иногда мимо
борсека проезжали повозки, шлепая по грязи дощатыми колесами, спешили
озабоченные люди, завернувшись в намокшие епанчи14.
В городе Волине, куда пришел Брагода, топили уже не по-летнему - торфом.
От этого на улицах висел белый пахучий чад. По дощатым мосткам,
вытянувшимся вдоль улиц, перекатывался торопливый шаг прохожих.
По обычаям страны, в этом самом крупном городе славянского Севера
отмечалась пятница15. На гостевом дворе это чувствовалось по-особому:
разносчики несли из погребов соленья, буженину, пряную затравку к бараньим
ногам, копченую рыбу, крынки с закваской, лепехи козьего сыра... Дородные
хозяйки, справедливо считавшие этот день своим праздником, только что
наварили густого пива, и оно щедро заливало столы и рубахи гуляк.
Брагода тихо сидел в углу и ни о чем не думал. Он мог бы, конечно, прямым
ходом добраться до двора местного кнеза, где борсеку оказали бы должный
прием. Но ласки риксов уже тяготили воина, и он решил никому о себе не
заявлять.
Оплывали сальные светцы, ведя неравный бой с полумраком. Скоро к Брагоде
подсел грек и, спасли. во озираясь, принялся всасывать сочную мякоть винных
ягод. Потом отломил кусок сухой лепешки, скрошил его в ладонь и ссыпал
крошки в рот. Грек заговорил, ни к кому не обращаясь:
- Зачем зря ищете? Научитесь лучше в руках держать, а то уходит от вас
ваше, и совсем упдег., Кто твердо держит, тот себе не ищет снова!
Брагода насторожился. Он плохо понимал искаженный чужим говором язык
рода, но все равно обратил себя в слух.
- Горды вы, оттого и боги у вас стоят под родом. Разве ж это допустимо?