"Сол Беллоу. Герцог" - читать интересную книгу автора

чувствую, как он дубинкой наводит порядок в моей голове. Он погубит меня.
Сообщалось, писал он, что пропало несколько экипажей советских
космонавтов; распались - так это надо понимать. От одного поймали сигнал
SOS - "Всем, всем, всем". Советского подтверждения не последовало.
Дорогая мама! Относительно того, что я давно не приходил на твою
могилу...
Дорогая Ванда, дорогая Зинка, дорогая Либби, дорогая Рамона, дорогая
Соно! Я страшно нуждаюсь в помощи. Я боюсь развалиться на части. Дорогой
Эдвиг! Беда в том, что безумие мне не грозит. Не знаю, зачем я Вам вообще
пишу. Уважаемый господин президент! Налоговое законодательство превратит всю
нацию в счетоводов. Жизнь каждого гражданина становится бизнесом. По-моему,
это едва ли не худшее толкование смысла жизни за всю историю. Человеческая
жизнь не бизнес.
Как, скажите, это подписать? - подумал Герцог. Возмущенный гражданин?
Возмущение - изнурительная вещь, лучше приберечь его для капитальной
несправедливости.
Дорогая Дейзи, писал он первой жене, я знаю, что сейчас моя очередь
ехать в родительский день к Марко в лагерь, но, боюсь, мой вид не очень
желателен для него на этот раз. Я ему писал, так что я в курсе его дел. Он,
к сожалению, осуждает мой разрыв с Маделин и переживает, что я бросил его
сестричку. Откуда мальчику понять разницу между моими двумя разводами. Здесь
Герцог задался вопросом, насколько разумно обсуждать это с Дейзи, и,
представив ее красивое сердитое лицо склонившимся над этими еще не
дописанными строками, решил: неразумно. Я думаю, продолжал он, что Марко
лучше не видеть меня сейчас. Я болен, наблюдался у врача. Он с
неудовольствием уличил себя в желании разжалобить. Личность всегда себя
окажет. А рассудок - пусть пожурит. За свою личность Герцог не переживал,
тем более сейчас, когда он не отвечает за ее капризы. Постепенно
восстанавливая здоровье и силы. Весть, что его дела пошли на поправку (если
это так), ее порадует- человека здравомыслящего, положительного,
современного, с широким взглядом на вещи. Но подвластная капризам
собственной личности, она, конечно, будет искать в газете его некролог.
Сильный организм Герцога исподволь боролся с ипохондрией. В начале
июня, когда общее пробуждение жизни поселяет во многих тревогу и при взгляде
на молодые розы - хотя бы и в витрине магазина - люди вспоминают о своих
болячках, о бесплодии и смерти, в эту пору Герцог решил обследоваться. Он
отправился в Вест-сайд против Центрального парка к доктору Эммериху,
престарелому беженцу. Пахнущий старостью неряшливый привратник в фуражке
балканской кампании начала века провел его в осыпающуюся сводчатую приемную.
В тревожной, зловеще зеленой смотровой комнате Герцог разделся; темные стены
казались распухшими от хвори, подтачивающей старые нью-йоркские дома. Он не
был крупным мужчиной, но он крепко сбит, тяжелая деревенская работа развила
его мышцы. Он потешился мускулатурой, широкими и сильными кистями рук,
гладкостью кожи, но, взглянув на себя со стороны, он ужаснулся роли
самодовольного молодящегося старика. Старый дурак, выругал он себя и отвел
глаза от зеркала, седеющий, с веселыми и горькими морщинами. Сквозь жалюзи
он выглянул в парк, увидел бурые слюдистые камни и жизнерадостный трепет
июньской зелени. Скоро листья разлапятся, Нью-Йорк пригасит краски сажей и
вид будет скучный. Но пока кругом благолепие, всякая мелочь
радуется -веточки, зеленые жальца и нежные припухлости. Красота не людских