"Генрих Белль. Приглашение на чай к доктору Борзигу " - читать интересную книгу автора

Зентген. Примем меры. Неужели хорошее лекарство нельзя хорошо продать?

Оба громко смеются, приблизив лица к селектору. Потом сцена на минуту
пустеет.

Комната на пятом этаже. Окна открыты, и слышен шум вокзала,
расположенного напротив. Здесь, наверху, уличный гомон звучит несколько
приглушенно, время от времени сквозь него прорывается монотонное
бормотанье - голос диктора на вокзале.

Роберт (лежа на кровати в глубине комнаты). Не знаю, чего ты хочешь.
Любая другая девушка радовалась бы, если бы ее возлюбленного, жениха,
нареченного... называй меня как хочешь... пригласили бы в такой дом. Неужели
я должен прозябать в этой комнатушке и получать жалкие гроши за работу,
которую лучше меня никто не сделает? Я понимаю, тебе так хотелось в кино и
теперь тебе обидно. Но неужели ты всерьез думаешь, что я могу туда не пойти?
Могла бы хоть немножко за меня порадоваться.
Франциска (стоя у окна). А сам-то ты разве радуешься? Ты уверен, что
так уж надо радоваться их приглашению?
Роберт. Послушай, неужели кто-нибудь на моем месте не пошел бы?
Франциска. Не равняйся на других. Опасно, когда удача сама лезет в
руки... Но ты так и не ответил на мой вопрос: ты очень радуешься?
Роберт (тихо). Да нет же, ты знаешь: я не люблю этих людей, они наводят
на меня тоску, но я не могу упустить такую возможность. Разве ты никогда не
думаешь о нашем будущем?
Франциска. О будущем? Ради будущего всегда пренебрегают настоящим.
Знаешь, кто это сказал? Ты! Ты учил меня не верить людям, которые болтают о
будущем... А теперь... теперь ты сам о нем говоришь, и при этом таким тоном,
так серьезно, что я, прости, тебя не узнаю. Твои слова звучат так, словно их
произносит другой человек, я их слышала, но в твоих устах они кажутся
чужими. Ты говоришь с чужого голоса... и мне страшно. Понимаешь?
Роберт (вздыхая). Может, ты и права, но, послушай, я не понимаю, чего
ты боишься? Почему мне нельзя к ним пойти?
Франциска. Я так радовалась, я хотела сделать тебе сюрприз... и вот...
Роберт. И вот ты раскапризничалась, как ребенок, которому сказали, что
гулянья не будет. Воздушные шарики лопнули... и дождь смыл краску с
деревянных лошадок на карусели...
Франциска. Нет, я не ребенок, но я еще помню, как чувствует себя
школьник, удравший с уроков. Груз, который зовут будущим, свалился с плеч, а
путы, связывающие тебя с другими, с прошлым, перерезаны; и вмиг ты очутился
в бесконечно долгом настоящем. Думаешь, я с легкой совестью наврала шефу,
будто мне надо к врачу? Мне было неловко - работы хоть отбавляй, - зато
потом, сидя в поезде, я так радовалась, что уже к четырем буду у тебя и
целых полдня, целый вечер проведу с тобой... Пусть счета остались
неотправленными: Цюссерли - в Берн, Фройтцхему - в Кельн, Бремке - в
Берлин, - не так уж это важно! Небось их не огорчит задержка - навряд ли они
обрадуются, узнав, каковы их денежные дела.
Роберт. Да, ты не любишь усложнять себе жизнь. Не знаю, возможно,
взрослые несправедливы к детям, но и дети несправедливы к взрослым. Против
ваших доводов трудно спорить: настоящее... карусель... ветер... солнце и