"Генрих Белль. Шмек не стоит слез" - читать интересную книгу автора Мюллер поднялся с полу и стал ходить взад-вперед по комнате.
- Сама знаешь, как мучаешься, стараясь понять, себя ли цитируешь или кого-то другого, вот услышишь что-то, что как будто уже слыхал или даже сам говорил, и никак не можешь вспомнить, в самом ли деле ты это сам говорил или только думал, а может, вовсе кто-то другой при тебе говорил или ты читал это... Одним словом, сходишь с ума, потому что память в этих случаях вдруг отказывает... - Да, - сказала Мари, - вот так я терзалась, вспоминая, пила ли я воду перед святым причастием. Мне все казалось, что пила - оттого, что раньше я уже столько раз пила натощак воду - тысячу раз пила, - а перед причастием я вовсе и не пила... - Когда вот так ни на чем не можешь остановиться, очень важен дневник. - Знаешь, ты мог бы не ломать голову над этим вопросом: совершенно ясно, что Шмек тебя обокрал. - И тем самым угробил мою диссертацию. - Господи, - сказала Мари; она встала с постели, положила руку Рудольфу на плечо и поцеловала его в шею, - господи, ты прав, он в самом деле перерезал у тебя жизненный нерв... А ты не можешь на него пожаловаться? Мюллер рассмеялся. - В университетах всего мира, от Массачусетса до Лима, от Геттингена или Оксфорда до Нагасаки, все разразятся дружным смехом, если некий Рудольф Мюллер, сын рабочего, начнет утверждать, будто Шмек его обокрал. Даже люди племени варрау[2] язвительно усмехнутся, ибо и им известно, что мудрый белый человек, по имени Шмек, все знает про людские отношения. Но вот если выступит Шмек - а это будет неизбежным следствием моей жалобы - и заявит, - Его надо уничтожить, - сказала Мари. - Наконец-то ты отказалась от буржуазного образа мыслей. - Не понимаю, как ты еще можешь шутить. - На это у меня есть причина, - сказал Мюллер и подошел к кровати; он взял пакет, положил на стол и начал его распаковывать, терпеливо распутывая бечевку и развязывая многочисленные узелки; это длилось так долго, что Мари рывком выдвинула ящик, вынула из него нож и молча подала Рудольфу. - Уничтожить, да, это мысль, - сказал Мюллер, - но я ни за что на свете не разрежу бечевку, это был бы удар прямо в сердце моей матери, которая всегда аккуратно развязывает и сматывает бечевочку, - она ведь может пригодиться. Когда мать приедет меня навестить, она непременно спросит у меня эту бечевку, и если я не смогу ее предъявить, решит, что наступил конец света. Мари закрыла перочинный нож, спрятала его назад в ящик и оперлась о плечо Рудольфа - он уже развернул пакет и аккуратно складывал оберточную бумагу. - Ты мне так и не объяснил, как ты все еще можешь шутить, - сказала она. - То, что сделал с тобой Шмек, - это предел подлости и коварства, а ведь он еще собирался назначить тебя своим ассистентом и предсказывал тебе блестящее будущее. - Ну вот и готово, - сказал Мюллер. - Так ты в самом деле хочешь знать почему? Она кивнула: - Скажи. |
|
|