"Генрих Белль. И был вечер, и было утро..." - читать интересную книгу автора

стало холодно. Он медленно пошел по площади, увидел издалека ярко освещенную
синюю цифру "7" на номере, нерешительно остановился у будки
телефона-автомата, заглянул в витрину, где декораторы заменяли дедов-морозов
и рождественских ангелов другими куклами: в витрине появлялись
декольтированные дамы с голыми плечами, засыпанными конфетти, серпантин
вился у них вокруг запястьев.
Декораторы проворно рассадили у стойки бара фигуры кавалеров с проседью
в волнистых волосах, разбросали по полу пробки от шампанского, у одной из
кукол сняли крылья и локоны, и Брениг подивился, как быстро можно превратить
ангела в бармена. Достаточно надеть ему темный парик, приклеить усы, а на
стену повесить рекламу: "Что за Новый год без шампанского?" Рождество еще не
успело начаться, а здесь оно уже кончилось.
"А может быть, - подумал Брениг, - Анна тоже слишком молода, ей ведь
только двадцать один год". Разглядывая свое отражение в витрине и заметив,
что снег покрыл его голову, как маленькая корона - раньше он видел такие
снежные короны на столбах заборов, - он подумал, как не правы старые люди,
когда говорят о веселой поре юности: нет, в молодости все, что случается,
очень серьезно и тяжело, и никто тебе не приходит на помощь. И он вдруг
удивился, что не возненавидел Анну из-за ее молчания, не подумал, почему не
женился на другой. Все фразы, приготовленные окружающими для подобных
случаев: "Попроси прощения", "Разведитесь", "Попробуй все сначала",
"Стерпится-слюбится", - все эти фразы ничем не могли ему помочь.
С этим нужно справиться самому, самому, потому что ты не такой, как
все, и Анна не такая женщина, как жены других.
Декораторы быстро прибили к стенам карнавальные маски, подвесили
гирлянды из хлопушек; уже давно ушла последняя "семерка", а его пакет с
подарками для Анны все еще стоял в одиночестве на верхней полке.
"Мне двадцать пять лет, - подумал Брениг, - и за маленький обман - за
пустяковый обман, который миллионы мужчин совершают каждый месяц или каждый
день, я должен расплачиваться таким тяжелым наказанием: я вижу пустыню
своего будущего, я вижу Анну, превратившуюся в сфинкса на краю этой
окаменелой пустыни, я вижу себя самого, с окрашенным желтизной горечи лицом,
превратившегося в старика".
Да, конечно, бутылка с патентованной приправой для супа будет стоять в
шкафу, и солонка будет стоять на своем месте, и его самого сделают
заведующим канцелярией, и у него будет возможность содержать свою семью как
подобает, но семья его превратится в камень, и он уже никогда не будет, лежа
в постели, перед тем как заснуть, благодарить бога за то, что он создал
вечер, завершающий день трудов, и он, Брениг, будет посылать молодоженам
такие же дурацкие телеграммы, какие посылали когда-то ему...
Других жен такой глупый обман с жалованьем просто насмешил бы; другие
женщины знали, что все мужья обманывают своих жен: наверно, это что-то вроде
необходимой самообороны, против которой жены изобретают свои собственные
обманы; но лицо Анны окаменело. Есть книги о семейной жизни, и он разыскал в
этих книгах, что нужно делать, если в браке не все идет так, как следует; но
ни в одной из этих книг ничего не было написано о женщине, которая
превращается в камень. В этих книгах было написано, что делать, чтобы
рождались дети, и что делать, чтобы они не рождались, а кроме этого, в
книгах было много прекрасных и торжественных слов, но не хватало самых
простых.