"Генрих Белль. Вокзал в Цимпрене" - читать интересную книгу автора

будто бы заявил: "Наш долг - противопоставить необоснованным
пессимистическим слухам оптимистический ответ".
Ресторан вокзала в Цимпрене переживал такой же наплыв, как и кассы:
уволенные хотели спрыснуть свое невезенье, вновь прибывшие - свои надежды,
за кружкой пива легко развязывались языки, и каждый вечер дело завершалось
грандиозной попойкой, в которой объединялись обе группы. При этом оказалось,
что слабоумный Госвин вполне в состоянии перевести свое присловье из
будущего времени в настоящее, он говорил: "Теперь вы видите, видите теперь?"
Техническое руководство компании прилагало отчаянные усилия, чтобы
вновь вызвать нефть из земли. Из дальних краев привезли на самолете
загорелого, исполненного отваги молодого человека в ковбойке; целыми днями
мощные взрывы сотрясали землю и людей; но и загорелому не удалось выманить
из матушки-земли хотя бы одну-единственную струйку даже в миллиметр
толщиной. Однажды Флора Клип, собиравшая морковь на одной из своих делянок,
битый час наблюдала за юным инженером, который лихорадочно крутил ручку
насоса; наконец она перелезла через забор, обняла молодого человека за плечи
и, заметив, что он плачет, ласково сказала: "Видит бог, мальчик, ежели
корова больше не доится, стало быть, на нет и суда нет".
И так как все это столь явно противоречило официальным прогнозам,
мрачные слухи стали приправляться словцом, которое должно было отвлечь умы -
вредительство. Не остановились перед тем, чтобы арестовать и подвергнуть
допросу Госвина, и хотя его пришлось оправдать за недостатком улик,
выяснилась одна подробность из его прошлого, заставившая многих
призадуматься: в молодости он два года жил в одном квартале с
трамвайщиком-коммунистом. Недоверие не пощадило даже добрую Флору Клип: у
нее в доме был произведен обыск, но ничего подозрительного не нашли, кроме
красной подвязки; объяснение, которое она дала по этому поводу, - она-де в
молодости любила красные подвязки, - комиссия сочла не вполне убедительным.
Акции компании "Наша надежда - под землей" стали дешевы, как опавшие
листья осенью; было объявлено, что политические причины, обнародование
которых повредило бы благополучию государства, заставляют компанию очистить
поле боя.
Цимпрен быстро опустел; буровые вышки были разобраны, бараки распроданы
с аукциона, земельные участки стали вполовину дешевле, и все-таки ни один
крестьянин не решался попытать счастья на этой оскверненной, растерзанной
земле. Жилые кварталы были проданы на слом, канализационные трубы вырыты.
Целый год Цимпрен был землей обетованной для старьевщиков и торговцев ломом;
однако они не приносили дохода вокзалу, ибо увозили свою добычу на
стареньких грузовиках; таким путем снова исчезли из Цимпрена шкафы и
больничное оборудование, пивные кружки, письменные столы и трамвайные
рельсы.
Долгое время начальник Венишского отделения дороги ежедневно получал
анонимные открытки, гласившие: "Цимпрен - наше будущее". Все попытки
обнаружить отправителя были безуспешны. Еще полгода Цимпрен оставался
стоянкой скорых поездов, потому что это значилось в международных
расписаниях: бешено мчащиеся поезда дальнего следования останавливались
перед новеньким вокзалом на станции, где никто не сходил и никто не садился;
и, бывало, какой-нибудь пассажир, зевающий у открытого окна, удивлялся, как
и вообще порой удивляются пассажиры на некоторых станциях: "Интересно,
почему мы здесь остановились?" И не ошибся ли он: у этого железнодорожника с