"Генрих Белль. Хлеб ранних лет" - читать интересную книгу автора

еще многое предстояло сделать; и обо всем я помнил, даже о женщине на
Курбельштрассе, которая плакала в телефон и все еще ждала меня.
Теперь я знал то, что знал всегда, но в чем не признавался себе в эти
последние шесть лет: знал, что ненавижу свою профессию так же, как ненавидел
все остальные профессии, которые испробовал. Я ненавидел стиральные машины;
запах щелока вызывал во мне отвращение, более сильное, нежели простое
физическое отвращение. Я любил в своей профессии только одно - деньги,
которые она приносила, но деньги лежали у меня в кармане; я потрогал их --
они были на месте.
Я закурил еще сигарету, но и это сделал машинально: вынул из кармана
пачку, похлопал по ней, доставая сигарету, и потом на мгновение увидел, что
дверь стала краской; когда я смотрел на нее сквозь пламя зажигалки, увидел,
как ее окутал голубоватый дымок моей сигареты; но сигарета показалась мне
невкусной, и я бросил ее в сток для воды, выкурив только наполовину. А
потом, когда я хотел зажечь новую, то определил на ощупь, что пачка пуста, и
отправил ее вслед за сигаретой в сток для воды.
Все, казалось, было где-то вне меня - и чувство голода, и легкая
тошнота, которая бродила во мне, как жидкость, циркулирующая в колбах для
перегонки. Я не умел петь, но, стоя здесь, против двери, откуда рано или
поздно должна была выйти Хедвиг, я мог бы спеть - я знал это.
Я всегда предполагал, что Виквебер - жулик, хотя он и не нарушал
законов, однако только сейчас, стоя на шероховатой брусчатке тротуара против
этой двери, я открыл уравнение, по которому совершалось жульничество; два
года я работал на его фабрике, а потом проверял и сменял приборы,
выпускавшиеся там, их продажную цену определял опять-таки я вместе с
Виквебером и Уллой. Сырье было дешевое, хорошего качества, такое же, как для
подводных лодок и самолетов. Виквебер получал его вагонами; и мы установили,
что продажная цена электрического кипятильника равна девяноста маркам;
столько же стоили три буханки хлеба, при условии если рынок, как они
говорили, был более или менее "в норме", и две буханки, если он находился,
по их выражению, "ниже нормального уровня". Я сам испытывал кипятильники в
кабинке над бухгалтерией и ставил на них букву "ф" и дату, после чего
мальчик-ученик уносил их на склад, где кипятильники заворачивали в
промасленную бумагу; и вот год назад я купил отцу электрический кипятильник,
который Виквебер отпустил мне по фабричной цене; кладовщик отвел меня на
склад, где я выбрал себе кипятильник. Я положил его в машину, отвез к отцу
и, устанавливая, обнаружил свою метку - букву "ф" и дату 19.2.47. Я
смутился и начал размышлять обо всем этом, словно об уравнении с одним
неизвестным, но теперь, стоя на тротуаре против двери Хедвиг, я больше не
испытывал смущения - я нашел неизвестное: то, что раньше стоило три
буханки, продавалось сейчас по цене двухсот буханок, даже я, купив
кипятильник со скидкой, заплатил за него столько, сколько стоили сто
тридцать буханок хлеба; я поразился, как это много, как велико оказалось
неизвестное, и подумал о всех тех утюгах, больших и маленьких,
кипятильниках, электрических плитках и электроплитах, которые два года
подряд помечал буквой "ф".
Мне вспомнилось чувство возмущения, охватившее меня, когда однажды
зимой я был с родителями в Альпах. Отец сфотографировал мать на фоне горных
вершин, покрытых снегом; у матери были темные волосы, и она одела светлое
пальто. Когда отец снимал, я стоял рядом с ним; все вокруг было белым-бело,