"Генрих Белль. Хлеб ранних лет" - читать интересную книгу автора

тяжелым, как свинец,--смертельным равнодушием. Иногда я посматривал на свои
часы, но ни разу не взглянул на часовую и минутную стрелки; я смотрел только
на крохотный кружок, как бы невзначай нарисованный над цифрой шесть; только
этот кружок показывал мне время, только этот проворный, тоненький палец
беспокоил меня, а отнюдь не большие и маленькие стрелки наверху; этот
проворный, тоненький палец двигался очень быстро, подобно маленькому точному
механизму, отрезающему тонкие пластинки от чего-то невидимого - от времени;
он буравил и сверлил пустоту, извлекая из нее мелкую пыль, волшебный
порошок, который обсыпал меня, превращая в неподвижный столб.
Я видел, что девушки из прачечной пошли обедать, видел, как они
вернулись. Я видел фрау Флинк, стоящую з дверях прачечной; видел, что она
качала головой. За моей спиной проходили люди, люди проходили мимо парадной
двери, из которой должна была выйти Хедвиг, и на мгновение заслоняли эту
дверь; я думал обо всем, что мне еще предстояло сделать: на белом листке
бумаги, который лежал у меня в машине, было записано пять вызовов, _а в
шесть часов я условился встретиться с Уллой в кафе йос, но все это время я
не думал об Улле.
Был понедельник, четырнадцатое марта, и Хедвиг не выходила. Я поднес
часы к левому уху и услышал, с какой насмешливой старательностью маленькая
стрелка сверлила дыры в пустоте, темные круглые дыры, которые вдруг
заплясали у меня перед глазами, закружились вокруг парадной двери, снова
оторвались от нее, погружаясь в бледную синеву неба, словно монеты,
брошенные в воду; потом на несколько мгновений все пространство передо мной
опять стало дырявым, подобно одному из тех листов жести, из которых я
вырезал на фабрике Виквебера маленькие четырехугольники; и через каждую из
этих дырок я видел входную дверь, видел сто раз одну и ту же дверь --
множество крошечных, но отчетливо обрисованных дверей; они цеплялись друг за
друга зубчиками, словно одинаковые марки на большом листе: сто раз
повторялось на этих марках лицо изобретателя свечи для двигателя внутреннего
сгорания.
Я беспомощно шарил по карманам, разыскивая сигареты, хотя знал, что у
меня их больше нет; правда, пачка сигарет лежала в машине, но машина стояла
метров на двадцать правее парадной двери, и мне казалось, что целый океан
простирается между мной и моей машиной. Я снова вспомнил женщину с
Курбельштрассе, которая плакала в телефон, как плачут все женщины, когда не
могут справиться с какой-нибудь машиной, и вдруг я понял, что не думать об
Улле - бесполезно; и я начал думать о ней; я решился на это, как человек
внезапно решается включить свет в комнате, где кто-то умер; в темноте
покойника еще можно было принять за спящего, можно было уговорить себя, что
он еще дышит, еще шевелится; но вот резкий свет осветил всю картину - и
сразу стало видно, что здесь уже готовятся к погребению; в комнате стоят
подсвечники и кадки с искусственными пальмами; и слева у ног мертвеца видно
возвышение - черная материя странно приподнялась, потому что служащий
похоронного бюро подсунул под нее молоток, которым он завтра заколотит
крышку гроба; и уже сейчас слышно то, что будет слышно только завтра, --
непоправимый монотонный стук, лишенный какой бы то ни было мелодии.
Улла ничего не знала, и поэтому думать о ней было еще тяжелей; ничего
уже нельзя было изменить, ничего нельзя было вернуть, казалось, это так же
невозможно, как вытащить гвозди из крышки гроба, - но она еще ничего не
знала.