"Эрве Базен. Масло в огонь" - читать интересную книгу автора

Через двадцать метров она заваливается в канаву. Но Бессон и Вантье
целой и невредимой вытаскивают ее оттуда. А пока мы тащим ее по лужайке, к
нам присоединяется Трош, успевший отогнать машину в безопасное место.
- Вообще-то говоря, - замечает он, - мы можем и проскочить, если пойдем
в обход. Вон Войлочная-то Голова преспокойно прошел там.
- Твоя правда, рыжий, - отзывается Раленг, - только он, представь себе,
ходит не на бензине.
Мотопомпа трогается снова, катит по сочной траве. Но, к несчастью, в
соответствии с требованиями системы пастбищ, именуемой "ротационная" -
которую мосье Ом в качестве землевладельца считал весьма рациональной, а в
качестве мэра показывал своим избирателям-крестьянам как образец "типичных
практических действий джентльмена-фермера, следующего современным методам
ведения сельского хозяйства", - семейству Удар пришлось поделить свои луга
на громадное множество мелких, примыкающих друг к другу выгонов. Мы
вынуждены были пять раз останавливаться, чтобы перерезать металлические
колючки, туго натянутые между каштановыми кольями, которые при прикосновении
щипцов поют, как струны контрабаса. Один кусок проволоки, отскочив, разорвал
мне юбку, другой - сорвал шляпу с мосье Ома. Наконец, выбравшись с
последнего пастбища, мы выходим на тропинку, огибающую сад. Я говорю -
"мы"... Меня, понятно, особенно в расчет брать нечего.
- Сюда! Скорее, - раздается голос папы, который намного нас опередил.
Он уже не один. Его окружает небольшая группа стенающих людей.
- А, вот и _Мары_, - с облегчением возвещает Раленг.
Все семейство Удар (их называют "_Мары_", так как у папаши Марсиаля,
супруга матушки Мари, трое детей: Маргарита, Марина и Марсель)... И в самом
деле, все семейство Удар собралось тут; они стоят, подавленные, потрясенные
и словно парализованные отчаянием. Укрывшись, когда пошел дождь, в сарае,
где хранился инвентарь, они только что вышли оттуда и теперь, обмякнув, тупо
смотрят на огонь, пожирающий их добро. Несмотря на жар совсем близкого
огромного костра, женщины, одетые наспех, кое-как, ежатся в легких клетчатых
блузках и нервно вздрагивают. Вот уже два часа они подсчитывают убытки. Мать
все вспоминает свои простыни, вязаные покрывала - "таких уж никогда не
будет". А сын простить себе не может, что не сумел вывести из огня "джип".
Маргарита и Марина, растрепанные, дрожащие, прижавшись друг к другу, горюют
о бедной пропавшей собачке. "Фрики, Фрики", - время от времени пронзительно
кличут они ее. Узнав меня, они точно так же окликают меня: "Селина! Селина!"
Но я не стану подходить к ним. Я всегда сторонюсь женщин, особенно не
могу слышать их причитаний. Мне понятней поведение отца семейства, который
стоит в своих вельветовых брюках, сцепив на груди руки, напрягшийся так, что
вздулись мускулы.
- Еще чего вспомнила - простыни! - ворчит он. - Да плевать я хотел на
твои простыни! А уж собачонка-то... Сейчас только до собачонки! Мы все
потеряли - вот так-то! - И, повернувшись к огню, он с безумным видом
начинает словно раззадоривать его: - Ну, что же ты! А свинарник-то... Его
только и осталось тебе сожрать. Чего же ты ждешь-то? - Вдруг он видит
Раленга, который, протянув ему руку, намеревается выразить соболезнования. -
А, вот и ты! - холодно встречает его папаша Удар. - Еще и медаль нацепил!
Да-а, устрою я им рекламу, нашим пожарникам из Сен-Ле! Тут все с полуночи
полыхает, сволочь ты этакая... Все ухнуло. Все. Все потерял по вашей
милости.