"ибн Баттута. Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий " - читать интересную книгу автора

наконец погиб, оставя наследство сыну своему, Гулаку, который взял Багдад,
умертвил Калифа эль-Мостаазема, из рода Аббасов, и прошел в Сирию, где
божественное Провидение положило конец его поприщу; разбитый египетскою
армиею, он попался в плен. Говорят, что при нападении Татар на Ирак, погибло
там не менее 24,000 ученых людей, и остались только один из ученейших мужей
иракских, Нур-Оддин Ибн-эль-Заджай и его племянник, убежавшие в Мекку, о чем
сам Нур-Оддин сказывал потом Абд-Алле Ибн-Рашанду, а тот пересказал речи его
шейху Ибн-эль-Гаджи, который передал их сократителю истории Ибн-Джаззи
эль-Кельби, записавшему слышанное.
Из Бухары поехал я в лагерь Султана Ала-Оддина-Тармаширина, через
Нихшаб, родину святого шейха Абу-Тураба эль-Нахшаби. Султан сей, властитель
Мавара-эль-Нагара, всегда славился своим войском и правосудием. Земли его
находятся между четырьмя великими державами, Индиею, Китаем, Ираком и
Турками Султана Узбека; все они посылают к нему подарки, дают ему почетное
место и оказывают большое уважение. Он наследовал царство после брата
своего, Джагатая, бывшего неверным, и царствовавшего после старшего брата
Кобака, также неверного; впрочем Кобак уважал веру Мугаммедан. Говорят, что
однажды разговаривал он с ученым проповедником Бадр-Оддином эль-Майдани и
сказал ему: "Ты говоришь, что в Коране все написано?" - Да - отвечал
Бадр-Оддин. - "Покажи мне в нем мое имя!" Бадр-Оддин тотчас развернул книгу
и прочел имя его в словах начала 82-й главы. Изумленный Султан отвечал
только: Бахши, бахши (хорошо, хорошо)! Несколько дней пробыл я в лагере, или
орде (urdu) Тармаширина. Услышав однажды, что Султан находится в мечети,
пошел я туда, и по окончании молитвы, изъявил ему мое почтение. Он позвал
меня потом в свой шатер, обласкал, спрашивал о Мекке, Медине, Иерусалиме,
Дамаске, Египте, и царе Ирака и Персии. За ответы мои удостоил он меня
большим почетом. Здесь видел я, что однажды народ собрался в мечеть на
молитву. Султан прислал сказать, чтобы начинали, а он немного промешкает.
"Что прикажет читать Султан: молитвы или Тармаширин?" спросил шейх
Гасам-Оддин эль-Яги. Велено было начать молитвы. Султан пришел потом тихо,
сел подле шейха, дружески говорил с ним, и обратясь ко мне, сказал: "Когда
возвратишься в отчизну, скажи, что ты видел Персидского Шейха и Турецкого
Султана, сидевших рядом." - Шейх не берет однако ж от Султана никаких даров,
и питается только тем, что достанет работою рук своих. Все любят и уважают
Султана. Он подарил мне на дорогу 700 динаров.
Тармаширин, о котором я упомянул, есть собрание законов предка
султанского, Чингис-Хана, названное им эль-Ягак, "запрещение". Не только
подданные не смеют нарушать его, но если бы сам Султан нарушил, то в день
праздника эль-Тана, вельможи и чиновники могут собраться к нему, уличить его
в нарушении, свести с трона и заменить другим потомком Чингис-Хана. При мне
сей обычай уничтожен Султаном, но вскоре после моего отъезда, его привели в
исполнение: Султан был низвергнут и убит.
Отсюда посетил я Самарканд, обширный, прекрасный город. Тут гробница
Котама, сына Аббасова, замученного при взятии города. Потом прибыл я в
Насаф, отчизну Абу-Джафара эль-Насафи, и в Тирмид, отчизну Абу-Исы-Мугаммеда
эль-Тирмиди, сочинителя Джамиа эль-Кибира, город большой и прекрасный, где
много дерев и воды. Здесь перебрались мы через Гигон в Хорасан, и после
полуторых суток пути по необитаемой и песчаной степи, прибыли в Балх,
безлюдный и лежащий в развалинах доныне, после нападения Чингис-Хана. Мечеть
его была обширнейшая и прекраснейшая в мире. Столпы в ней были огромные и