"Андрей Басирин. Тень Аламута " - читать интересную книгу автора

- Да. Понял, мессир.
- Вот и ладушки. Дуй, Носач.
Сподличав, Жослен почувствовал себя лучше. При мысли, что его
военачальникам придется лопать постный супчик, запивая хлебушек водицей (и
это вместо куропаток и вина), граф ощутил в груди благостное тепло.
Мер-рзавцы! Небось они-то винишко вовсю дули, пока сюзерен в тюряге
прохлаждался. И свининку трескали.
Ничего. Разок попоститься не вредно. Сам-то Жослен с августа
постничает, нынче на дворе что? Март на дворе.
Созванные графом военачальники не торопились. Кутерьма будто видел: вот
они, кряхтя, поднимаются, зады чешут. Оруженосцам зуботычины раздают,
тянутся за фляжками заветными. У графа-то хмельного не хлебнешь - не
положено. Хосе, наверное, глазами сверкает, ус крутит, морда каталонская.
Видение было настолько ярким, что Жослен нисколько не удивился, узрев
Хосе на самом деле крутящим ус. Своих чувств рыцарь не скрывал, и, когда
раздражался, усам доставалось прежестоко.
- Я явился, мессир, по вашему повелению.
- Являются бесы пустынникам. Садись, Хосе.
Остальные рыцари не заставили себя ждать. Румиец Алексей узнал, что
"прибывает лишь караван в Халеб". Канонику досталось за его "поспешил на
зов": на зов, как оказалось, поспешает паж к потаскушке. Выволочку получили
все, кроме старого Летольда. Его побаивался даже сам граф Кутерьма.
Самое обидное, что единой формы обращения к сюзерену не существовало.
Когда требовалось, к Жослену можно было и являться, и прибывать, и спешить
на зов. Граф прощал всё. Но только не сейчас: восемь месяцев обетов сделали
свое дело. Трезвость и постоянный зуд под мышками превратили графа Кутерьму
в сущего дьявола.
- Угощайтесь, сиры рыцари. Приступайте к трапезе, - предложил Жослен. -
Прощения прошу за скудость яств. Пост, знаете ли.
Крестоносцы кисло переглянулись. Капеллан Бернард с надеждой заглянул в
кувшин и принялся молиться. Увы, превращать воду в вино умел только Христос.
Жослен подтянул к себе миску с похлебкой и жизнерадостно заработал ложкой.
- Господа, - спросил он, отирая с губ гороховые "усы", - у кого-нибудь
найдется лишних двенадцать тысяч безантов?
Рыцари в замешательстве переглянулись.
- Я не горд, приму сарацинскими, - продолжал граф. - Это выйдет, - он
вскинул глаза к темнеющему небу, - двадцать тысяч динаров. На худой конец,
можно чеками, не страшно. Клянусь святым копьем, я получу свое даже у
курдов. Что молчим, господа?
Военачальники знали: ответа не требуется. Жослен вытащил клочок
грязного пергамента, потряс в воздухе:
- Кончились, ребятки, наши посиделки в этой дырище. Завтра в поход.
- На Халеб? - поинтересовался сир Летольд.
Граф посмотрел на него с уважением. Барон Летольд, старая гвардия, мало
задумывался о препятствиях. О том, например, что в Халебе прорва
магометанских войск. О том, что их неполную тысячу размечут, как пух из
драной перины. Вот кому бы обеты принимать! Не пить, не мыться, мясного не
есть... Глядишь, Летольд давно бы освободил короля.
- Нет, сир Летольд. Мы поступим интересней. Вот здесь, - он прихлопнул
ладонью письмо, - добрый сарацинский правитель пишет, что готов продать нам