"Борис Башилов. Робеспьер на троне (массоны, кн.4)" - читать интересную книгу автора

похвалы намерению Петра произвести реформы. В Торнской гимназии во
время диспута утверждалось, что русские до сих пор жили во мраке
невежества и что Петру суждено развить в Московии науку и искусство".
"Уже в Митаве Петр раскрыл свое инкогнито и, - как пишет историк
Валишевский, - поразил гостей "насмешками над нравами, предрассудками,
варварскими законами своей родины".
"Интересно проследить, - пишет В. Ф. Иванов, - первое заграничное
путешествие Петра: а) Идея поездки дается Лефортом, кальвинистом и
пламенным поклонником Вильгельма III, б) относительно маршрута идет
переписка с Витзеном, который поджидает посольство в Амстердаме, в)
Лейбниц принимает самое горячее участие во всех событиях поездки и
старается создать европейское общественное мнение в пользу будущего
реформатора России, г) конечная цель поездки - свидание с масонским
королем Вильгельмом Ш Оранским и вероятно посвящение Петра в
масонство".
Историк Православной Церкви А. Доброклонский, например, считает,
что "протестантской идее о том, что Государь есть "глава религии", научили
Петра протестанты. Как говорят, в Голландии Вильгельм Оранский советовал
ему самому сделаться "главой религии", чтобы быть полным господином в
своих владениях".
Петр дважды встречался с Вильгельмом III Оранским, который по
мнению историка русского масонства В. Ф. Иванова вовлек Петра в масоны.
"Единственно реальное и ощутительное, что вынес Петр из своей
поездки в чужие края, - резюмирует Иванов, - это отрицательное
отношение к православной религии и русскому народу. Сомнение и
скептицизм в истинности своей веры, вынесенные им из общения с Немецкой
слободой, окрепли во время заграничной поездки.
Петр вернулся домой новым человеком. Старая Московская Русь
стала для Петра враждебной стихией".
"...На далеком Западе, - пишет С. Платонов в книге "Петр Великий", -
слабели последние связи Петра с традиционным московским бытом;
стрелецкий бунт порвал их совсем. Родина провожала Петра в его
путешествие ропотом неодобрения, а встретила его возвращение прямым
восстанием".
Петр не понимал, что русский народ, являясь носителем особой, не
европейской культуры имеет свое собственное понимание христианства и
свою собственную государственную идею и свою собственную
неповторимую историческую судьбу.
Этого же до сих пор не понимают русские интеллигенты типа
Мельгунова, Г. Федотова. Рассуждения проф. Федотова чрезвычайно
характерны для современных последышей западничества, которые всегда
питали испуг перед мыслью о том, что русская культура таила в себе
возможности самобытного политического, социального и культурного
творчества, не такого, как западная Европа. Это все отголоски мнения
Петра, что русские животные, которых надобно сделать людьми, то есть
европейцами.
Россия для Федотова это не страна органической, самобытной культуры.
Это страна, лишенная культуры мысли, бессловесная страна.
"...Понятно, - пишет Федотов, - почему ничего подобного русской
интеллигенции не могло явиться на Западе - и ни в одной из стран