"Сергей Алексеевич Баруздин. Ян-Ваныч " - читать интересную книгу автора

мостовой, и она вновь летит и ложится на тротуар - старая, молодая и юная,
не дожившая свой короткий век.
- Хорошо стали жить люди, - говорит Ян-Ваныч. - Что ни человек, то с
машиной. Сейчас все на "Жигули" бросаются...
С моря подул ветер, и чайки полетели к реке, где тише и спокойней. Море
и река тут рядом, узкая полоска земли между ними - улица наша, тротуары,
железная дорога и дома, - и чайки всегда, когда море начинает волноваться,
перебираются на отмели реки, более тихие. Они летят над дорогой, над
машинами, над домами, над людьми в сторону реки, чтоб потом вернуться, как
только море утихнет.
- Ищут, где лучше, - говорит Ян-Ваныч о чайках, будто угадывая мои
мысли. - А что находят? Жаль их - гибнут...
Я не знаю, что находят чайки. Просто не очень люблю этих хищных птиц,
но море и реку эту люблю.
Море всегда было здесь холодное и летом, а река, увы, мало приносила
радости любителям рыбалки, хотя мы не раз очень старались, я и сын.
И все же река и море прекрасны, особенно в дни спора между собой. Море
в часы шторма хлещет в устье реки и не дает ей выбросить свои пресные воды и
смешать их с солеными, и тогда река начинает в ответ безумствовать: выходит
из берегов, заливая отмели и островки, овражки и луга, и, назло всем, к
людям рвется - к их домам и сараям. И люди вынуждены уходить, уплывать с
детьми и скотом, но на то они и люди, чтобы потом опять возвращаться к себе,
на прижитое место. И река это знает, и восстает не против людей, а против
моря. Она спокойнее моря.
- От реки чайки и гибнут, когда ветер с земли их гонит обратно, на
море, - поясняет свою мысль Ян-Ваныч. - О провода задевают...
О проводах я как-то не думаю, а вижу еще один лист - шестипалый, вроде
знакомый и совсем удивительный в этих местах, и не один, их много - больших,
с капустные, и чуть меньше, зеленых, пожелтевших и вовсе бурых.
- Так это ж каштан, - объясняет мне Ян-Ваныч уже почти с украинским
говорком. - Только каштан здешний несъедобен...
А я думал, что каштаны растут только в Киеве и на юге России.

Мы разговариваем всегда на ходу. Не хочется отрывать Яна-Ваныча от
дела. Да и я тоже берегу время - не отдыхать приехал.
В нынешнем году Ян-Ваныч постарел. Или это - осень, когда я прежде не
бывал здесь, и эти листья. Но и осень, и листья были и прежде.
На Яне-Ваныче потертая, с пятнами и замусоленной лентой шляпа. Лицо,
конечно, не очень молодое, но и не старое. В конце концов, если на мое лицо
взглянуть? Я свое не вижу, но, по-моему, у Яна-Ваныча лицо как лицо. Доброе,
ласковое, внимательное ко всему вокруг.
А руки сильные. Если посмотреть, как он работает, позавидуешь. Я,
старый солдат, как и он, но, пожалуй, такой силы и сноровки у меня нет.
Я сказал ему добрые слова о его руках.
- Что делать! Работа такая! Привыкнешь! - сказал Ян-Ваныч.
И опять мимо проходят люди:
- Здравствуйте, Ян-Ваныч!
- Дедушка Ян, привет!
Детям отвечает Ян-Ваныч - одним по-русски, а другим по-своему.
Женщины идут на рынок и в магазины и тоже здороваются с Яном-Ванычем.