"Джон Барт. Плавучая опера" - читать интересную книгу автора

предпочитает громить меньшевиков за разговором у меня в гостинице, вместо
того чтобы пособлять большевикам на каком-нибудь закопченном заводике.
Полученное им новое задание не вызывало у Гаррисона никаких восторгов, и,
думаю, он не прочь был вообще умыть руки, только получалось, что,
дезертировав и этаким манером закончив всю эту историю, он оказывается
обыкновенным пустозвоном с обычными своими разглагольствованиями про
всеобщее братство и так далее. Предстоящая разлука печалила его больше, чем
меня, я-то пребывал в нирване, что мне до таких прозаических горестей -
другом больше, другом меньше.
Встретились мы с ним лишь в 1932 году и при совсем других
обстоятельствах. Я успел стать партнером в фирме "Эндрюс и Бишоп", весь 1927
год и потом 28-й я ежемесячно увеличивал капитал - свой и фирмы - примерно
долларов на сорок, в Кембридже, знаете ли, живут люди осторожные, разумно не
доверяющие новым для них врачам или адвокатам, хоть бы те происходили из
семейств, которые в этих местах уже пятое поколение вырастили. Жил я вместе
с отцом, который овдовел, - дом его в восточном районе находится. Настал
1929-й[2], отец потерял все, что им было скоплено, и собственность тоже, - с
акциями на бирже что-то жуткое творилось,- а на следующий год он повесился,
спустился в подвал, снял с себя ремень да привязал к балке. После этого,
хотя депрессия продолжалась, я стал зарабатывать у себя на фирме больше,
ведь отцовские клиенты - не все, но многие - перешли теперь ко мне как к
наследнику, а когда, чтобы расплатиться с доставшимися мне от отца долгами,
был продан наш дом, участок, летний коттедж в Делаваре у Тенвик-Айленда да
еще одна-две делянки строевого леса, я перебрался в номер 307 отеля
"Дорсет", который занимаю и поныне.
А еще я к этому времени стал абсолютным, никаких исключений не
признающим циником, хотя Гаррисону, когда мы снова с ним увиделись, об этом
не сказал, как прежде не очень-то перед ним распространялся, какой
необыкновенный я подвижник.
Входит он ко мне в кабинет, который я в Адвокатском доме занимаю, рядом
с судом, как-то перед обедом и торжественно этак ставит бутылку джина на
стол. Раздался в поясе, вид немножко утомленный, но красив по-прежнему и все
такой же смуглый от загара.
- Развязал, - говорит и на бутылку показывает, вот мы до самого вечера
джин этот перегревшийся с ним и пили, да прошлись по кембриджским улицам,
былые деньки вспоминая, когда так Дружили.
- Ну, - спрашиваю, - скоро ли революция в Детройте? Машины там вроде
пока еще делают.
- Брось, - отвечает, - надоели мне эти мудаки.
- А как же теперь всеобщее братство? - пристаю к нему опять.
- На фиг нужно мне это братство! - говорит. - Братья, как же, да я им
огурцы собирать и то не доверю.
- А у мисс Кремль все хорошо? - Это я насчет той его невесты, с которой
он меня в 26-м году познакомил.
- Еще чего вспомнил, - бурчит. - Свободная любовь, тыры-пыры! Я ей про
то, что все, мол, в принципе братья, а она - нет, мужья. Ну и послал ее куда
подальше.
Видно было, что не врет, по всему видно - он теперь в самого настоящего
подвижника превратился, каким прежде я был. И земная суета его в общем-то не
волновала.