"Джон Барт. Плавучая опера" - читать интересную книгу автора

миль до коттеджа тащились, успел три пивные бутылки опорожнить.
Все утро мы пили да в воде барахтались, и уж так жизни радовались, так
друг с другом нежничали - ни облачка между нами не пробежало. Решено было,
что, пообедав, отнесем что в ящиках с пивом останется на мелководную
мэковскую яхту - широкая такая была посудина с наборной обшивкой, - мотор
запустим и отправимся по заливу к острову Шарп, напротив устья Чоптенка, а
назад попробуем дойти под парусом. Поднялись из-за стола, Гаррисон наградил
жену долгим поцелуем и отправился за льдом, которого, сказал, нам
понадобится много, а Джейн прямо в купальнике принялась за мытье посуды, я
же решил вздремнуть на их постели - в коттедже была только одна спальня.
Отсутствие Гаррисона - в первый раз он нас оставил наедине, видно, все еще
полагал, что я, как прежде, ужасно робкий, - настраивало на всякие мысли, и,
засыпая, я очень даже чувствовал, как близко от меня Джейн, всего-то дощатая
перегородочка между нами. Мне в полудреме грезились ее прохладные загорелые
ляжки - ах какие они у нее, должно быть прохладные, ходит вот сейчас по
кухне, а они одна об другую трутся, - и золотистый пушок на предплечьях, и
этот ее запах солнца и соли. Через оконце в изножье кровати вовсю жарили
лучи, домик прогрелся, пахло смолой, сосной. Наплававшись, я устал, клонило
в сон от пива. А сон был непристойный, уж куда как красочный - и прервался,
едва начавшись. Постыдным образом прервался. Дело вот какое: я почувствовал,
как мне поглаживает живот прохладная ладошка, и вовсе не приснившаяся.
Внутри все так и сжалось, как будто по мне кусочком льда провели: словно
взорвалось во мне что-то, я рывком поднялся, уселся, вскрикнул: "Ой
Господи!" - что-то вроде этого. Или другое, не помню, только помню, что
обеими руками обхватил Джейн, а она - быть не может, глаза протри! - сидит
совсем голенькая на краешке постели, ну я так головой в нее и зарылся, до
того смущен был, тяну ее, запрокидываю, чувствую, уже вот и кожа ее с моей
соприкоснулась, и тут, mirabile dictum[3], на самом деле взрываюсь, еще как
взрываюсь - валяйся теперь беспомощный как последний идиот.
Ох, сон этот проклятущий, это из-за него сделался я слабосильным, точно
дитя малое! Весь прямо сгораю от желания и от ярости, что ни черта теперь не
получится. А Джейн чуть не в истерике, она же всю свою волю в тот
решительный порыв вложила, а теперь лежит на спине со мной рядом и веки
приподнять не смеет.
Да еще светло тут, как будто мощную люстру зажгли! От неожиданности
всего происшедшего я чуть не разрыдался, честное слово. Кожа-то, кожа - до
чего гладкая, ни морщиночки, с ума сойти! Кинулся я на нее, секундочки не
дам просто так рядышком лежать, целую, целую. Даже сейчас, хоть двадцать два
года уж прошло, пишу вот про тот день и весь содрогаюсь, в толк не возьму,
как это сердце мое бедное тогда не разорвалось.
Да, а поцелуи-то мои без толку оказались. Рухнул я на спину, просто с
ума схожу из-за беспомощности своей и вообще неумелости - нет, ну надо же
вот так все прошляпить! Кретин, идиот - и, вижу, правильно, еще похлеще
драконить себя требовалось, она от этого ободрилась, в себя пришла.
- Ну хватит, Тоди, себя проклинать, - говорит. И целует меня. - Ах ты,
радость моя ненаглядная! - и ручонкой поглаживает.
- Оставь, - бормочу, в подушку уткнувшись.
- И не подумаю. - А сама уже смеется, опять у нее полный порядок, тем
более что я не знаю, куда деться от робости и стыда, ладно, коли так, всю
жизнь робко держаться буду. - Да брось ты, право. Сейчас все сделаю.