"Джон Барт. Химера" - читать интересную книгу автора

страх, что поутру ее казнят, пошли на убыль, ей стал казаться отвратительным
не сам Шахрияр - безусловно, сильный и симпатичный для своих сорока лет
мужчина и к тому же умелый любовник, - а его убийственный послужной список в
отношениях с нашим полом, смыть каковой не под силу никакому морю обаяния и
нежных ласк.
- "Так уж и никакому? - спросил наш джинн, вновь появившийся по сигналу
на закате. - Предположим, что некто был добрым и славным малым, пока
какая-то ведьма не наложила на него заклятие, помутившее его разум и
побудившее совершать чудовищные бесчинства; предположим далее, что во власти
одной юной дамы его исцелить, стоит ей только его полюбить вопреки безумию.
Она может снять заклятие, поскольку понимает, что это заклятие, а не его
истинная природа..."
- "Надеюсь, не это предстоит мне сегодня рассказывать, - сухо прервала
его Шерри, указав, что хоть Шахрияр и был, чего доброго, когда-то любящим
мужем, даже и тогда он дарил своим друзьям невинных девушек-рабынь, держал
полный дом наложниц, а потом разрубил напополам жену, стоило той после
двадцати лет односторонней верности завести себе любовника. - И никакой
магии не вернуть к жизни тысячу мертвых девушек или отменить изнасилование,
которое они претерпели. Рассказывай дальше".
- "Ты более суровый критик, нежели твой любовник", - пожаловался джинн
и зачитал вступительное обрамление "Рыбака и джинна", немудреность какового,
как он чувствовал, сыграет роль стратегической смены тона и темпа в третью
ночь, тем паче что на четвертую и пятую он приведет к целой серии
рассказов-в-рассказах-в-рассказах, повествовательную изощренность которой он
в восхищении величал "ориентальной".
- Так все и шло, месяц за месяцем, год за годом; у подножия Шахрияровой
кровати по ночам и в Шахразадовой днями я узнала об искусстве любви и
сказительства больше, чем, казалось бы, можно о них узнать. Нашему джинну,
например, нравилось, что рассказ о заколдованном принце оказался включен в
повествование о рыбаке и джинне, поскольку заключен (во дворец из черного
камня) был и сам принц; к тому же кульминация так обрамленной истории
служила развязкой к обрамляющему ее рассказу. Эту метафорическую конструкцию
он расценивал как более искусную по сравнению с "простой сюжетной функцией"
(то есть сохранением наших жизней и восстановлением царева здравомыслия!),
которую Шеррин рассказ рыбака выполнял в истории ее собственной жизни; но
эта "простая сюжетная функция", в свою очередь, существенно превосходила
безыскусные и произвольные отношения между большей частью обрамляемых и
обрамляющих рассказов. И Шерри, и джинна в высшей степени интересовали эти
отношения (которые казались мне не столь существенными по сравнению с тем, о
чем в историях шла речь), в точности как Шерри и Шахрияр оказывались под
впечатлением аллюра своих ночных удовольствий или утонченности и
разнообразия поз и позиций вместо силы и глубины их любви.
- Шерри поцеловала меня. "Остальное обходится без слов, - сказала
она, - или не приходит вовсе. И занятие любовью, и оказывание историй
требуют гораздо большего, чем хорошая техника, но рассуждать мы можем только
о технике".
- Джинн согласился: "Искренняя неуклюжесть не лишена своей
привлекательности, Дуньязада; то же самое относится и к бездушному
мастерству. Но ты-то требуешь страстной виртуозности". Они без конца
рассуждали на такие темы, как, к примеру, можно ли представить себе историю,