"Джон Перри Барлоу. Животная пища " - читать интересную книгу автора

колеса с бензобаком и не укатил куда глаза глядят.
Сосредоточенный труд Маллигана скоро начал давать результаты: на сцене
мало-помалу росла "Машина" - самая большая в мире ручная мясорубка.
"Предположим, только предположим, - думал я, - что он действительно будет
жевать мебель. В таком случае у него есть для этого все необходимое". Я
заглянул в воронку и увидел там угрожающие стальные зубы, готовые в любой
момент стереть в порошок даже гранит - по крайней мере впечатление
создавалось именно такое. Я осмотрел замысловатый механизм, состоящий из
нескольких перемалывающих отсеков, каждый меньше предыдущего; изучил
крошечную дырочку, сквозь которую наружу выходил готовый "фарш". Стало быть,
великий Майкл Маллиган и в самом деле собрался есть стул!
Как громом пораженный я оглядел зал в поисках необходимого предмета.
Конечно же, это будет какой-то особый стул - с полыми ножками или из
пробкового дерева. А тем временем ирландец добавлял последние штрихи к
своему инструменту и полировал сверкающую табличку с надписью: "Маллиган и
сыновья". Позже я узнал, что его отец, хозяин одной литейной в Дублине,
отрекся от сына, когда прослышал, что тот осваивает мастерство "чертова
обжоры". Брат Майкла прислал табличку втайне от отца.
Он полюбовался ею, после чего подошел ко мне.
- Что ж, шеф, будьте так любезны, найдите для меня хорошенький
стульчик, да помясистее!
На протяжении всего ужина мы сидели в задней комнате, не желая
участвовать в жалком празднестве, на котором четыре десятка масонов с
улыбающимися розовыми лицами восхваляли друг друга, хотя на самом деле с
трудом сдерживали разочарование. Маллиган вылил шесть пинт оранжевой
жидкости в высокий кувшин, отдаленно похожий на египетский, и время от
времени прихлебывал из оставшейся бутылки. Он рассказал о моих обязанностях:
я должен молчать, чтобы произвести желаемый эффект. Я не стал спорить, не
столько в силу природной застенчивости, сколько из-за больного языка.
Вдобавок меня мутило - позже я узнал, что это и есть страх сцены.
Звуки светской беседы из зала постепенно превращались в сдержанный
полупьяный хрип среднего класса. Собравшиеся спели песню (может, это был
гимн, трудно сказать), потом произнесли несколько коротких речей,
встреченных дружными овациями. Далее под вежливые аплодисменты и
приглушенное бормотание на сцену вышел Железный Майкл Маллиган.
Внезапно и, быть может, впервые в жизни все эти судьи, работники
банков, полицейские и провинциальные адвокаты, собравшиеся, чтобы петь друг
другу дифирамбы, повстречались лицом к лицу с человеком, достоинства
которого можно выразить лишь в превосходной степени: он был самый большой
мужчина и наверняка самый привлекательный великан; самый уверенный, самый
обаятельный, самый остроумный из всех и, разумеется, самый устрашающий; на
нем был самый вопиющий костюм; он обладал самым громким и в то же время
сладчайшим голосом. Этих качеств было достаточно, чтобы разом посрамить все
английское масонство. Сила и власть читались в каждом его движении - вот он
встает за чьей-нибудь спиной и нежно кладет ручищу на плечо жертвы, вот
ненароком обводит взглядом зрителей, будто проверяя, насколько прилежно они
выражают ему свое почтение. Вдобавок Маллиган был самым богатым человеком в
зале, и это знали все. Сверкающий "роллс-ройс" у ворот дома не ускользнул от
пытливых взглядов гостей, пока они по двое или по трое выбирались из своих
"остинов" и "моррисов", а то и шагали с автобусной остановки, одетые в