"Клайв Баркер. Полночный поезд с мясом (Сб. "Жизнь зверя")" - читать интересную книгу автора

слабости, свойственные даже лучшим из людей.
Он пробыл на станции больше часа, прогуливаясь от платформы к
платформе, с которых уходили поезда с людьми. Отсутствие качественного
материала приводило его в отчаяние. Казалось, день ото дня предстояло
выжидать все дольше и дольше, чтобы найти плоть, пригодную для
использования.
Было уже почти половина одиннадцатого, а он еще не видел ни одной
по-настоящему идеальной жертвы.
" Ничего, - говорил он себе, - время терпит. Вот-вот толпа народа
должна хлынуть из театра. В ней всегда были два-три крепких тела.
Откормленные интеллектуалы, перелистывающие программки и обменивающиеся
своими соображениями об искусстве, - да, среди них можно было подыскать
что-нибудь ценное".
Иначе (бывали же ночи, когда здесь не встречалось ничего подходящего)
ему пришлось бы подняться в город и подстеречь за углом какую-нибудь
припозднившуюся парочку влюбленных или одного-двух спортсменов,
возвращающихся из гимнастического зала. Обычно они поставляли неплохой
материал - правда, с подобными экземплярами всегда был риск натолкнуться
на сопротивление.
Он помнил, как больше года назад подловил двух черных самцов,
различавшихся возрастом чуть не на сорок лет, - может быть, отца и сына.
Они защищались с ножами в руках, и он потом шесть недель отлеживался в
больнице. Та бешеная схватка заставила его усомниться в своем мастерстве.
Хуже - она заставила его задуматься о том, что сделали бы с ним его
хозяева, если бы те раны оказались смертельными. Был бы он тогда перевезен
в Нью-Джерси, к своей семье, и предан должному христианскому погребению?
Или его плоть была бы скинута в этот мрак, на их собственное потребление?
Заголовок "Нью-Йорк Поста", оставленного кем-то на лавке, уже
несколько раз попадался на глаза Махогани: "Все силы полиции брошены на
поиски убийцы". Он вновь не удержался от улыбки. Сразу исчезли мысли о
неудачах, старости и смерти. Как-никак, а ведь именно он был этим
человеком, этим убийцей, но предположение об аресте вызывало разве только
смех. Ни один полисмен не смог бы отвести его в участок, ни один суд не
смог бы вынести ему приговор. Те самые блюстители закона, что с таким
рвением изображали его преследование, служили его хозяевам не меньше, чем
правопорядку: иногда ему даже хотелось, чтобы какой-нибудь безмозглый
легавый схватил его м торжественно предал суду, - посмотрел бы он на их
лица, когда из той темноты придет весть о том, что Махогани находится под
покровительством высшей власти. Самой высшей: Подземной.
Время близилось к одиннадцати. Поток театралов уже заполнил станцию,
но все еще не было ничего примечательного. Он решил пропустить толпу, а
потом с одной или двумя особями доехать до конца линии. Как любой
настоящий охотник, он умел терпеливо выжидать.
Кауфман не закончил даже к одиннадцати, на час позже установленного
им самим срока. Спешка и отчаяние намного затрудняли работу; колонки цифр
на бумаге уже давно начали плыть перед глазами. В десять минут
двенадцатого он бросил авторучку на стол и признал поражение. Затем
тыльными сторонами ладоней протер воспаленные веки.
- Фак ю, - сказал он.
Он никогда не ругался в компании. Но порой это слово было его