"Анри Барбюс. Ясность" - читать интересную книгу автора

видением мелькают белые и темные ткани, руки, тонкие, как плети, острые,
костлявые плечи.
Одеваясь, она разговаривает сама с собой, и понемногу вся моя история,
все мое прошлое встает в словах бедной женщины, единственного близкого мне
существа, которое для меня и мать и служанка.
Она чиркает спичкой. Из темноты возникает лампа и зигзагами кружит по
комнате, как домашняя фея. Тетя моя в кольце живого света; глаза у нее
навыкате, веки припухшие, дряблые, большой рот шевелится, точно она жует и
пережевывает свою печаль. Слезы подчеркивают выпуклость ее глаз, наделяют
их блеском и покрывают глянцем острые скулы. Она ходит взад и вперед,
предаваясь без устали мрачным мыслям. Морщины избороздили ее лицо, кожа у
подбородка и на шее в глубоких складках, извилистых, точно кишки, и в
резком свете все это кажется слегка окрашенным кровью.
Теперь, при зажженной лампе, углы темной берлоги, где мы хоронимся,
понемногу выступают: матрацный тик, прибитый двумя гвоздями у окна в защиту
от сквозняков; мраморная доска комода, украшенная бахромой пыли; замочная
скважина, заткнутая бумагой.
Лампа коптит; не придумав, где ее поставить в загроможденной комнате,
Мам ставит ее на пол и, присев на корточки, оправляет фитиль. От стараний
старушки, окропленной багрянцем и чернотой, взвивается и падает парашютом
клуб черного дыма. Мам вздыхает. Она не в силах молчать.
- Ты, мой милый, - говорит она, - можешь быть таким вежливым, когда
захочешь; ты зарабатываешь сто восемьдесят франков в месяц... Ты
образованный, но ты слишком пренебрегаешь правилами приличия. За это все
тебя осуждают. Ну вот, например, ты плюнул на стекло, я это знаю; голову
готова дать на отсечение. А тебе ведь уже двадцать четвертый год! И в
отместку за то, что я это заметила, ты мне кричишь, чтобы я заткнула
глотку, да, да, ты мне это сказал. Ах, какой ты хулиган! Господа с завода
очень хорошо к тебе относятся. Твой бедный отец был их лучшим работником.
Ты образованнее своего отца, больше похож на англичанина, и ты захотел
пойти по коммерции и не стал изучать латынь, и за это тебя все одобрили, но
в работе, ах - нет, нет! далеко тебе до отца. Сознайся - ты плюнул на
стекло?..


- Потому что твоя бедная мама, - горячится призрак Мам, пересекая
комнату с деревянной ложкой в руке, - надо сказать, любила наряды. Это не
беда, особенно для того, у кого есть на что наряжаться. Она всегда была
ребенком. Да и то сказать, было ей всего двадцать шесть лет, когда ее взяла
земля. Ах, как она любила шляпки! Но все же у нее были хорошие стороны,
ведь это она сказала мне: "Переезжайте к нам, Жозефина!" И вот, я тебя
воспитала, и я всем пожертвовала...
Мам замолкает и прерывает свое занятие, переживая прошлое. Она
задыхается, трясет головой и вытирает лицо рукавом.
Я говорю несмело:
- Но я ведь знаю...
В ответ раздается вздох. Она разжигает огонь. Клуб дыма взлетает,
ширится, стелется по плите, затягивает кисеей пол. Мам возится у огня, ноги
ее в дымном облаке, и тусклые седые волосы выбиваются из-под черного чепца
струйками дыма.