"Анри Барбюс. Ясность" - читать интересную книгу автора

Она ищет носовой платок, ощупывает карманы пальцами в черном бархате
сажи. Затем передвигает кастрюли, стоя ко мне спиной.
- Отец господина Крийона, - говорит она, - старый Доминик, переселился
сюда из Шербура в шестьдесят шестом или шестьдесят седьмом году. Он
толковый человек, раз уж он муниципальный советник. (Надо ему деликатно
намекнуть, чтобы он убрал свои лохани от двери.) Господин Бонеас очень
богатый и прекрасно говорит, хотя у него и больная шея. Вот и нужно тебе
хорошенько зарекомендовать себя перед этими господами. Ты образованный,
тебе уже платят сто восемьдесят франков в месяц; досадно, что у тебя нет
никакого значка, по которому было бы видно, когда ты входишь или выходишь с
завода, что ты канцелярист, а не рабочий.
- Это и так видно...
- Но все же со значком лучше.
Глубокие, всхлипывающие вздохи. Мам все сильнее, все настойчивее
шмыгает носом, ищет повсюду носовой платок. Она снует с лампой. Я слежу за
ней глазами, комната понемногу просыпается. Взгляд мой снова нащупывает
каменные плиты пола, спинки стульев, прижавшихся к стене; бледный
прямоугольник окна в глубине над кроватью, низкой и раздувшейся, похожей на
кучу земли и гипса; разную рухлядь, раскиданную на полу, напоминающем
взрытую кротом землю; горшки, бутыли, котелки, тряпки, свисающие с полок и
столов; замочную скважину, похожую на ухо, заткнутое ватой.
- Я так люблю порядок, - говорит Мам, лавируя среди этого хлама,
запорошенного пушистой пылью, как углы картины, писанной пастелью.
По привычке я вытягиваю ноги, ставлю их на скамеечку; от старости она
лоснится и блестит, словно новенькая. Я поворачиваю голову вслед тощему
призраку моей тети, и меня убаюкивают ее движения и неумолчная воркотня.


Но вот она подходит ко мне. Полосатая, серая с белым, кофта висит на
ее острых плечах; она обнимает меня за шею и, вся дрожа, говорит:
- При твоих дарованиях ты можешь далеко пойти! Быть может,
когда-нибудь ты откроешь людям правду. Это бывало. Были люди, которые
открывали глаза миру. Почему бы тебе, мой милый, не быть великим глашатаем!
И голова ее слегка трясется, и слезы еще не высохли, а она смотрит
вдаль и видит: я говорю на улицах, и люди слушают меня!


* * *

Не успело это странное заклинание отзвучать в нашей кухне, как Мам,
глядя мне в глаза, говорит:
- Мой милый, не заносись слишком высоко. Ты уже смолоду домосед, у
тебя привычки солидного, пожилого человека. Это хорошо. Берегись быть не
похожим на других.
- Ну, Мам, этого нечего бояться.
Нет, этого нечего бояться. Я хотел бы остаться таким, какой я есть.
Что-то привязывает меня к окружению моего детства и юности, и я хотел бы,
чтобы все осталось, как оно есть навсегда. Конечно, я многого жду от жизни;
я надеюсь, я живу надеждой, как все; я даже не знаю хорошенько, чего я жду,
но я не хотел бы слишком больших перемен. В глубине сердца я хотел бы,