"Оноре де Бальзак. Воспоминания двух юных жен" - читать интересную книгу автора

мимо, резко повернул лошадь. Человек этот, спасший в глазах публики мое
тщеславие, был мой отец; он сказал, что гордость его польщена. Я встретила
матушку, которая в знак приветствия еле заметно шевельнула пальчиками,
послав мне подобие воздушного поцелуя. Моя Гриффит, оставив все свои
опасения, бесстыдно глазела по сторонам. По моему мнению, молодой особе не
пристало разглядывать кого попало. Я была в ярости. Какой-то господин весьма
приязненно оглядел мою карету, не обратив на меня ни малейшего внимания.
Вероятно, это был каретник. Я переоценила свои силы: красота, этот Божий
дар, не такая уж редкость в Париже. Самым большим успехом пользовались
жеманницы. Видя их зардевшиеся лица, мужчины говорили себе: "Вот она!"
Величайшее восхищение вызывала моя матушка. У этой загадки есть разгадка, и
я ее непременно отыщу. Мужчины, дорогая моя, показались мне в большинстве
своем уродами. Красивые мужчины похожи на нас, но сильно нам уступают. Не
знаю, какой злой гений изобрел их наряд; он поразительно неуклюж в сравнении
с платьем предыдущих эпох; в нем нет ни блеска, ни красок, ни поэзии; он
ничего не говорит ни сердцу, ни уму, ни глазу и, должно быть, очень
неудобен: он тесный и кургузый. Больше всего поразили меня шляпы: это
обрубок трубы
Вечером я поехала на бал; там я держалась подле матушки - она вела меня
под руку. Самопожертвование ее было сторицей вознаграждено. Все комплименты
получала она, а я служила лишь предлогом для самой неприкрытой лести. Ее
заботами я танцевала с глупцами, которые твердили о духоте, словно сама я
дрожала от холода, и о великолепии бала, словно сама я слепа. Все, словно
сговорившись, изумлялись странному, неслыханному, необычайному, немыслимому,
редкостному обстоятельству, заключающемуся в том, что они впервые видят меня
на балу. Туалет мой, восхищавший меня дома, когда я красовалась перед
зеркалом в своей белой с золотом гостиной, был почти незаметен среди
чудесных нарядов большинства дам. Каждая из них была окружена толпой
поклонников и краем глаза наблюдала за соперницами; многие, как и моя
матушка, были совершенно неотразимы. Юная девушка на балу в счет не идет,
она всего лишь инструмент для танцев. Мужчины в бальной зале за редким
исключением не лучше, чем на Елисейских полях. Сплошь помятые физиономии с
невыразительными, вернее, имеющими одинаковое выражение чертами. Гордых,
волевых лиц, которые мы видим на портретах наших предков, сочетавших
физическую силу с силой духа, нет и в помине. Правда, среди гостей нашелся
один прославленный литератор, который выделялся своей красотой, но он не
произвел на меня должного впечатления. Сочинений его я не читала, к тому же
он простолюдин. Каким бы талантом и добродетелями ни обладал буржуа или
человек, пожалованный дворянством, он не достоин моего внимания. Впрочем,
этот гений так занят собой и так безразличен к окружающим, что я подумала:
вероятно, для великих мыслителей окружающие люди - все равно что
неодушевленные предметы. Когда гении влюбляются, они должны переставать
писать, иначе это не Любовь. Для них всегда остается нечто более важное, чем
возлюбленная. Мне кажется, я все это разглядела в повадке бальной
знаменитости: говорят, он профессор, оратор, сочинитель, говорят, честолюбие
заставляет его угождать сильным мира сего. Я сразу решила: обижаться на свет
за то, что я не имею в нем успеха, ниже моего достоинства, и с легким
сердцем предалась танцам. Впрочем, я полюбила танцевать. Я наслушалась
скучных толков о неизвестных мне людях, но, быть может, чтобы понять эти
разговоры, нужно знать многое, чего я не знаю, ибо я видела, как дамы и