"Оноре де Бальзак. Урсула Мируэ" - читать интересную книгу автора

выходит из церкви, подпоясанный веревкой, набожные горожанки спешили
выкупить пряжки своего пастыря у немурского часовщика и ювелира и с
ласковыми упреками возвращали ему их. Он никогда не покупал себе ни белья,
ни верхнего платья и носил вещи до тех пор, пока они не превращались в
лохмотья. Его латаное-перелатаное белье царапало кожу, словно власяница.
Время от времени госпожа де Портандюэр или еще какая-нибудь добрая душа
сговаривались с его экономкой и, пока он спал, заменяли старое белье и
платье на новые, причем кюре замечал подмену далеко не сразу. Посуда у него
была оловянная, приборы - из обыкновенной жести. Давая по праздникам
обязательный обед для причта, он брал взаймы столовое серебро и скатерть у
своего друга безбожника.
- В моей посуде его спасение, - говаривал в таких случаях доктор.
Свои добрые дела, рано или поздно делавшиеся известными всему городку,
кюре творил с величайшим простодушием, и всегда находил для любого
страждущего слово одобрения. Образ жизни кюре был тем более достохвален, что
он обладал талантами и познаниями столь же обширными, сколь и
разнообразными. Чуткость и изящество, неразлучные спутники простоты,
придавали еще большее совершенство его красноречию, достойному высшего
духовного лица. Манеры, характер и поведение аббата Шапрона сообщали его
речам изысканную прелесть - достояние умов острых и бесхитростных
одновременно. Он любил шутку и никогда не путал гостиную с церковной
кафедрой. До появления в Немуре доктора Миноре аббат, не ропща, скрывал свои
таланты, но, пожалуй, был благодарен доктору, нашедшему им применение. Когда
аббат приехал в Немур, у него была неплохая библиотека и две тысячи
ливров[63]; стройный стан и красивые руки позволяли судить о том, как хорош
он был в молодости, и это окутывало тайну его жизни еще большим мраком.
Всякий невольно спрашивал себя, какое несчастье могло обрушиться на этого
человека, некогда блиставшего красотой, отвагой, изяществом, образованностью
и великодушием. Господин де Жорди всегда содрогался, когда слышал имя
Робеспьера. Он любил нюхать табак, но, странная вещь, бросил эту привычку,
когда увидел, что она внушает отвращение маленькой Урсуле. С тех пор как
капитан впервые увидел девочку, он не сводил с нее зачарованных глаз. Он
души не чаял в Урсуле, обожал играть с ней, и это еще сильнее сблизило его с
доктором, который так и не решился спросить у старого холостяка: "Верно, и у
вас когда-то были дети?"
Люди, подобные Жорди, добрые и терпеливые, живут с горькой тайной в
сердце и ласковой и горестной улыбкой на устах, из гордости, из презрения, а
может быть, и из мести унося с собой разгадку своей тайны; лишь Господу
открывают они душу и лишь у него ищут утешения. Как и доктор, господин де
Жорди приехал в Немур, чтобы спокойно умереть, и не знался ни с кем, кроме
кюре, который всецело принадлежал своим прихожанам, да госпожи де
Портандюэр, которая ложилась спать в девять вечера. Поэтому и он
волей-неволей стал отходить ко сну очень рано, хотя ложе его было устлано
терниями. Неудивительно, что и доктор, и капитан были рады встрече: оба они
разбирались в людях, говорили на одном языке, охотно обменивались мыслями и
любили беседовать допоздна. Проведя один вечер вместе, господин де Жорди,
аббат Шапрон и доктор Миноре испытали такое наслаждение, что с этих пор
священник и военный взяли за правило приходить к доктору каждый день после
девяти вечера, когда маленькая Урсула уже спала и старый доктор был
свободен. Так, втроем, засиживались они до полуночи, а то и до часу ночи.