"Оноре де Бальзак. Урсула Мируэ" - читать интересную книгу автора

назначением Полиньяка главой правительства[159]. Выждав достаточно, чтобы
разговор о деньгах не показался местью, доктор как бы между прочим показал
старой дворянке бумаги - иск кредиторов и их расписки, подтверждающие
расчеты его нотариуса.
- У моего сына нет возражений? - спросила госпожа де Портандюэр,
взглянув на Савиньена; тот кивнул. - В таком случае пусть этим займется
Дионис, - продолжала она, отодвигая бумаги с презрением, какого, по ее
мнению, заслуживали деньги.
Унижать Богатство, по мысли госпожи де Портандюэр, значило возвышать
Дворянство и сбивать спесь с Буржуазии. Несколько мгновений спустя на пороге
показался Гупиль; он явился по поручению своего патрона за счетами.
- Зачем это? - спросила старая дама.
- Чтобы составить долговое обязательство; тут ведь не было передачи
наличных из рук в руки, - отвечал старший клерк, нагло поглядывая по
сторонам.
Урсула и Савиньен, впервые в жизни обменявшиеся взглядами с этим
отвратительным существом, вздрогнули, словно при виде жабы, и в душу обоих
закралось мрачное предчувствие. В языке человеческом нет названия этому
смутному, неизъяснимому видению будущего, рождаемому, вероятно,
деятельностью внутреннего существа, о котором рассказывал доктору Миноре
последователь Сведенборга. Догадываясь, что эта ядовитая гадина сыграет в их
жизни роковую роль, Урсула ужаснулась при появлении Гупиля, но вскоре,
поняв, что Савиньен разделяет ее чувства, успокоилась и даже ощутила
невыразимую радость.
- Этого клерка господина Диониса не назовешь красавцем! - сказал
Савиньен, когда за Гупилем закрылась дверь.
- Разве нам есть дело до того, красивы эти люди или безобразны? -
промолвила госпожа де Портандюэр.
- Что он безобразен - не его вина, - сказал кюре, - хуже, что он
безмерно зол и способен на любую подлость.
Как ни старался доктор быть любезным, вскоре он сделался чопорен и
холоден. Юным влюбленным было не по себе. Если бы не добродушие аббата
Шапрона, чья кроткая веселость оживляла обед, положение доктора и его
воспитанницы сделалось бы невыносимым. За десертом, видя бледность Урсулы,
старик сказал ей: "Если тебе нехорошо, дитя мое, мы можем тотчас вернуться
домой".
- Что с вами, милочка? - спросила старая дворянка.
- Увы, сударыня, - сурово отвечал доктор, - она привыкла к улыбкам, и
душа ее зябнет.
- Совершенно неправильное воспитание, господин доктор, - сказала
госпожа де Портандюэр. - Не так ли, господин кюре?
- Да, сударыня, - ответил Миноре, взглянув на священника, который не
нашелся, что сказать. - Я признаю, что дал этому ангельскому созданию такое
воспитание, что жизнь в свете убила бы ее, но я не умру, пока не огражу ее
от холодности, равнодушия и ненависти.
- Крестный!.. Умоляю вас!.. перестаньте. Мне здесь очень хорошо, -
вскрикнула Урсула, не отводя глаз от госпожи де Портандюэр; последние слова
девушки прозвучали бы слишком многозначительно, произнеси она их, глядя на
Савиньена.
- Не знаю, сударыня, хорошо ли у нас мадемуазель Урсуле, - сказал