"Оноре де Бальзак. Серафита" - читать интересную книгу автора

с вековыми замшелыми стволами; многообразные, совершенно несхожие растения,
белые облака среди темных елей, бесконечные переливы пурпурного вереска;
наконец, все цветы, все ароматы этой флоры с ее неведомыми нам чудесами.
Можно еще более расширить пространства этих амфитеатров, взлететь в облака,
затеряться во впадинах под утесами, где отлеживаются акулы, но и тогда ваше
воображение не охватит полностью все богатство, всю поэзию этого уголка
Норвегии! А может ли ваша мысль стать такой же необъятной, как Океан,
омывающий берега Норвегии, такой же капризной, как фантастические силуэты,
нарисованные лесами, облаками, тенями, игрой этой световой гаммы? Сумеете ли
вы разглядеть над прибрежными лугами, на последней извилистой полоске земли
у подножия высоких холмов Жарвиса две или три сотни домов, покрытых ноеве,
чем-то вроде кровли из березовой коры, домов хрупких, плоских, похожих на
шелковичных червей на занесенном ветром тутовом листе? Над этими скромными,
мирными жилищами возвышается церковь, чья незамысловатая архитектура
гармонирует с бедностью деревни. Вокруг церкви погост, чуть поодаль - дом
священника. Еще выше, на склоне горы, расположено единственное каменное
строение, прозванное жителями "шведским замком". И не случайно! За тридцать
лет до дня, когда начинается эта история, в Жарвисе поселился богатый
человек, приехавший из Швеции и пожелавший способствовать благосостоянию
края. Его небольшой дом, отличавшийся своей основательностью, должен был
послужить примером для местных жителей. Особенно поражала каменная стена,
окружавшая дом, что не свойственно Норвегии, где, несмотря на обилие камня,
все заборы, в том числе полевые изгороди, делаются из дерева. Защищенный
таким образом от натиска снегов дом возвышался посреди обширного двора.
Необычайно длинные навесы над окнами опирались на обтесанные ели, придающие
северным жилищам патриархальный вид. Под этими укрытиями можно было
созерцать диковатые обнаженные пространства Фалберга, сравнивать
бесконечность моря в час прилива с каплей воды из пенистого залива,
вслушиваться в раздольное течение Зига, поверхность которого издали казалась
неподвижной, особенно там, где река низвергается в свой гранитный кубок,
окаймленный в радиусе трех лье северными ледниками; наконец, окинуть
взглядом всю местность, где предстоит развернуться простым и одновременно
сверхъестественным событиям этой истории.
Европейцы запомнили зиму 1799-1800 годов как одну из самых суровых;
Норвежское море полностью замерзло во фьордах, хотя обычно энергия прибоя не
дает ему покрыться льдами. Ветер с яростью испанского галерника смел лед
Стромфьорда, оттеснил снега в глубь залива. Уже с давних времен жителям
Жарвиса не дано было видеть зимой широкое зеркало вод, отражающих краски
неба, - любопытное зрелище в глубине этих гор, чьи изломы сглажены
многослойными пластами снега и где даже самые острые ребра казались
ложбинами, мелкими складками на колоссальной тунике, наброшенной природой на
эту местность, тогда еще грустную и монотонную. Длинные языки Зига,
неожиданно скованные льдом, образовывали грандиозную арку, под которой можно
было бы найти убежище в непогоду, если бы кто-нибудь дерзнул проникнуть
сюда. Но даже самые смелые охотники не решались хотя бы на шаг отойти от
своих убежищ, опасаясь не найти под снегом узкие тропинки, проложенные по
краям пропастей, расщелин или склонов. Ни одна тварь не оживляла эту белую
пустыню, где свирепствовал северный ветер - единственный и редко звучащий
голос. Под неизменно сероватым небом озеро отливало вороненой сталью.
Возможно, какой-нибудь старой гаге и удавалось иногда безнаказанно пересечь