"Оноре де Бальзак. Второй силуэт женщины" - читать интересную книгу автора

не получила ли она оба письма одновременно. Когда я подъезжал, в два часа
дня, ворота ее особняка распахнулись и впустили экипаж... Чей же он был?
Того, кто играл роль ее подставного возлюбленного! Это произошло пятнадцать
лет назад, но и сейчас еще, говоря об этом, я, выдохшийся оратор,
зачерствевший от государственных дел министр, чувствую, как сжимается мое
сердце и мне становится душно. Спустя час я вновь проезжаю мимо ее дома.
Экипаж еще во дворе. Вероятно, мое письмо лежало у швейцара. Наконец в
половине четвертого экипаж отъехал. Мне удалось разглядеть лицо моего
соперника: оно было надменно, он не улыбался, но он был влюблен, это было
ясно, и, конечно, они говорили о каком-то важном деле. Я отправился на
свидание. Владычица моего сердца тоже пришла, была спокойна, невинна,
безмятежна. Тут я должен вам признаться, что всегда находил Отелло не только
безумцем, но и человеком дурного тона. Только мавр может вести себя подобным
образом. Это чувствовал и сам Шекспир, озаглавивший свою пьесу "Венецианский
Мавр". Встреча с любимой женщиной таит в себе нечто, исцеляющее сердце, -
сразу улетучиваются все муки, сомнения, горести. Мой гнев остыл, я снова
улыбался. Итак, сдержанность и спокойствие, которые теперь, в мои годы,
могли бы оказаться страшным притворством, были просто следствием моей
молодости и любви. Совладав со своей ревностью, я нашел в себе силы
наблюдать. Но было заметно, что я нездоров, а терзавшие меня страшные
сомнения еще способствовали этому впечатлению. Наконец я нашел случай и как
бы невзначай спросил: "У вас сегодня никого не было?" - и в объяснение
своего вопроса сказал, как я беспокоился, что она, получив мою записку,
посвятит этот день приему гостей.
- Ах, - воскликнула она, - только у мужчины может возникнуть такая
мысль! Как могла я думать о чем-нибудь ином, кроме твоей болезни? Пока я не
получила твою вторую записку, я все придумывала, как бы тебя увидеть,
- И ты была одна?
- Одна, - ответила она простодушно; вероятно, именно такое простодушие
и побудило мавра убить Дездемону. Так как моя возлюбленная занимала весь
особняк и других жильцов там не было, эти слова являлись ужасной ложью. Одна
такая ложь разрушает безграничное доверие, на котором для иных душ зиждется
любовь. Чтобы передать вам, что я переживал в это мгновение, следует
допустить, что в нас сокрыто какое-то внутреннее существо, для которого наше
видимое "я" служит оболочкой. Это существо, блистательное как звезда, нежное
как тень, навеки облеклось в траур... Да, я почувствовал, как сухая и
холодная рука распростерла надо мной саван тяжкого опыта и навсегда оставила
в моей душе горечь, вызываемую первым предательством. Я потупился, чтобы она
не заметила, как я потрясен. Но тут мне пришла тщеславная мысль, которая
несколько отрезвила меня: "Если она обманывает, она не достойна тебя!" Я
объяснил краску, выступившую на моем лице, и слезы на глазах нездоровьем, и
нежное создание пожелало проводить меня домой на извозчике; она опустила в
карете шторы и всю дорогу была так ласкова, так нежна, что обманула бы
самого венецианского мавра, которого я привел в пример. Действительно, если
бы это большое дитя стало еще несколько мгновений колебаться, то всякий
догадливый зритель сообразил бы, что он готов просить у Дездемоны прощения.
Да и убить женщину - это ребяческая месть. При расставании моя возлюбленная
плакала: до того она была огорчена, что не может ухаживать за мной. Ей
хотелось быть моим слугой, она завидовала этому счастливцу, и все говорилось
ею так гладко, словно было взято из писем Клариссы[17] в дни ее счастья!