"Оноре де Бальзак. Кузен Понс" - читать интересную книгу автора

трясясь от смеха, мимикой и жестами переговаривалась с матерью, из чего он
догадался, что его одурачили самым подлым образом. Едва удерживаясь от слез,
Понс медленно спустился по лестнице: он понял, что из этого дома его
выгнали, но не знал за что.
"Я состарился, - думал он. - Старостью и бедностью все тяготятся, и та
и другая безобразны. С этого дня я никуда не буду ходить без приглашения".
Героические слова!..
Дверь в кухню, находившуюся в первом этаже, напротив швейцарской, часто
не закрывали, как это обычно водится, когда дом занимают сами хозяева и
ворота держатся на запоре; и Понс услышал смех кухарки и лакея, которых
Мадлена, никак не предполагавшая, что бедный родственник ретируется так
быстро, потешала рассказом о том, какую комедию разыграли с Понсом. Лакей
был в восторге, что так подшутили над их постоянным гостем, дававшим только
к Новому году экю на чай.
- Так-то оно так, но если он разобидится и перестанет ходить, пропали
наши новогодние три франка... - заметила кухарка.
- Да откуда же он узнает, - отозвался лакей.
- Ах, - подхватила Мадлена, - днем раньше, днем позже, не все ли равно?
Он так осточертел всем, у кого обедает, что скоро его отовсюду выгонят.
Тут старый музыкант крикнул в швейцарскую:
- Отворите, пожалуйста, дверь!
Этот крик души был встречен в кухне гробовым молчанием.
- Он подслушивал, - сказал лакей.
- Ну, что же, тем хужее или тем лучше, - возразила Мадлена. - Так ему,
блюдолизу, и надо!
Бедный кузен Понс, ни слова не пропустивший из кухонного разговора,
услышал еще и этот последний комплимент. Он чувствовал себя не лучше, чем
старая беспомощная женщина, на которую напали грабители. Громко сам с собой
разговаривая, шел он бульварами домой. Он судорожно ускорял шаг, подгоняемый
оскорбленным чувством собственного достоинства, точно соломинка яростным
порывом ветра. Наконец в пять часов дня он очутился на бульваре Тампль, сам
не зная, как он туда попал. И, странное дело, он совсем не ощущал голода.
Теперь необходимо сдержать обещание и рассказать о мадам Сибо, иначе
непонятен будет тот переполох, который должно было вызвать возвращение Понса
домой в столь неурочный час.
Очутившись на такой улице, как Нормандская, всякий решил бы, что попал
в провинцию: трава растет там, где ей вздумается, случайный прохожий -
событие, все там знают своих соседей. Дома стоят там со времени царствования
Генриха IV, когда задумали построить квартал, где все улицы должны были
назваться по какой-либо провинции, а в центре разбить великолепную площадь в
честь Франции. Идея Европейского квартала, собственно говоря, только
повторение этого проекта. В мире все повторяется, все решительно, даже
замыслы градостроителей.
Оба музыканта проживали в старинном особняке, выходившем одной стороной
в сад, другой во двор. Но в прошлом веке, когда квартал Марэ вошел в моду, к
дому пристроили еще передний корпус, фасадом на улицу. Друзья занимали весь
третий этаж старого особняка. Домовладелец, восьмидесятилетний г-н Пильеро,
возложил управление этим двойным домом на супругов Сибо, уже двадцать шесть
лет служивших у него в привратниках. В Марэ привратники получают не бог
весть какое жалованье, и папаша Сибо, как и многие привратники, подрабатывал