"Оноре де Бальзак. Принц богемы" - читать интересную книгу автора

дю Брюэль". Бывший водевилист имеет орден Леопольда, орден Изабеллы, крест
Святого Владимира второй степени, баварский орден Гражданских заслуг,
папский орден Золотой Шпоры - словом, у него немало мелких крестов помимо
большого.
Месяца три назад Клодина подкатила к дому ла Пальферина в блестящем,
украшенном гербом собственном экипаже. Дю Брюэль - внук откупщика,
получившего дворянство в конце царствования Людовика Четырнадцатого; герб
его был составлен Шереном, и графская корона вполне приличествует этому
гербу, в котором нет ничего от нелепых гербов Империи. Итак, в три года
Клодина выполнила все условия программы, которые предложил ей очаровательный
шутник ла Пальферин. И вот однажды, с месяц тому назад, она поднимается по
лестнице невзрачного дома, где живет ее возлюбленный, и во всем своем
блеске, одетая, словно настоящая графиня из Сен-Жерменского предместья,
взбирается в мансарду своего друга. При виде Клодины ла Пальферин заявляет:
- Я знаю, ты добилась для своего мужа звания пэра. Но слишком поздно,
Клодина; все толкуют мне о Южном кресте, я хотел бы полюбоваться на него.
- Я добуду его для тебя, - ответила она.
Ла Пальферин разразился гомерическим хохотом.
- Нет, - сказал он, - я решительно не желаю иметь любовницей женщину
невежественную, как индюшка, хотя ты, словно сорока, делаешь прыжки от кулис
Оперы до двора, ибо я хочу видеть тебя при дворе короля-гражданина.
- Что это за Южный крест? - печально и смиренно спросила она меня.
Охваченный восторгом перед этим бесстрашием истинной любви, которая в
реальной жизни, как в волшебных сказках, без колебаний бросается в бездну,
чтобы добыть поющий цветок или перо Жар-птицы, я объяснил ей, что Южный
крест - это скопление звезд в форме креста, более яркое, чем Млечный Путь, и
видимое лишь в южных морях.
- Ну что ж, Шарль, - сказала она, - поедем туда.
Несмотря на свойственную ла Пальферину жестокость, на глазах его
выступили слезы. Но какой взгляд и какой голос был у Клодины! Ни у одного из
величайших актеров я не встречал ничего, что можно было бы сравнить по силе
драматизма с движением Клодины, которая при виде слез, затуманивших этот
всегда суровый для нее взгляд, упала на колени и приникла поцелуем к руке
безжалостного ла Пальферина. Он поднял ее и, приняв величественный вид,
который он называет осанкой Рустиколи, сказал:
- Полно, дитя мое, я что-нибудь сделаю для тебя. Я... упомяну тебя в
своем завещании.
- Так вот, - сказал в заключение Натан г-же де Рошфид, - спрашивается,
остался ли в дураках дю Брюэль? Конечно, нет ничего более смешного и
странного, чем видеть, как молодой повеса шутки ради распоряжается судьбами
супружеской четы, устанавливая свои законы и требуя исполнения малейших
своих капризов, в угоду которым отменяются самые важные решения. Случай с
обедом, как вы догадываетесь, повторялся еще не раз в самых разнообразных
вариантах и в отношении самых серьезных вопросов! Но не будь всех этих
причуд его жены, дю Брюэль до сих пор оставался бы просто водевилистом
Кюрси, подобным сотням других писак; между тем он заседает теперь в палате
пэров..."

- Надеюсь, вы измените имена, - сказал Натан г-же де ла Бодрэ.
- Конечно, - ответила она, - ради вас я скрою настоящие имена. Дорогой